К счастью, «Ночной контур» и «Мировые новости» продолжали давать мне возможность работать над серьезными сюжетами. Мы с Вонбо сделали интервью с евангелическими пасторами, которые потеряли веру, но не решились признаться в этом своей пастве – мы скрыли их лица и голоса, чтоб их нельзя было узнать. Я разговаривал с губернатором Аризоны Джейн Брюэр об ее отказе освободить осужденного убийцу даже после того, как ее собственная апелляционная комиссия единодушно попросила смягчить наказание. Я устроил ей сюрприз, пригласив на пресс-конференцию взрослого сына этого человека и позволив ему забросать ее вопросами. Она сбежала довольно быстро. Но самое важное – получасовой сюжет в «Ночном контуре» о 18-летнем мальчике, которого я встретил в Ираке и которому помог переехать в Америку и поступить в колледж. Я надеялся на то, что этот молодой человек, которого по иронии судьбы тоже зовут Дэном, преуспеет здесь. Это было так же наивно, как надежда правительства Буша на то, что американцев будут «приветствовать как освободителей» после вторжения. Я очень к нему привязался, и когда его выгнали из колледжа за поведение, я потратил несколько лет – и огромные эмоциональные силы – пытаясь привести его в норму, но чувствовал только разочарование от его неуступчивости. Я записывал каждый момент этой драмы, сняв большую часть видео-материалов самостоятельно на маленькую камеру. К моему большому сожалению, в конце концов, он вернулся в Ирак.
И все же в «Доброе утро, Америка» я находил некоторые приятные моменты. В частности, мне очень нравилась команда. Моей соведущей была очаровательная молодая женщина молдавского происхождения по имени Бианна Голодрыга. Мы были знакомы и хорошо общались несколько лет еще до того, как она стала моей телевизионной женой. Ее имя напоминало имя моей настоящей жены, и это было забавно. В первый день заступления на новую должность я пошутил, что от грехопадения меня теперь постоянно отделяет лишь пара букв. Новости читал Рон Клейборн, бывший газетный репортер с суховатым юмором. Поначалу у нас часто менялись ведущие погоды, пока начальство не утвердило энергичную молодую девушку-метео-ролога из Чикаго по имени Джинджер Зи (на самом деле, Зи – это сокращение ее роскошной фамилии Зюйдгест).
Несмотря на мою борьбу с нервозностью, наша команда получала хорошие отзывы. Коллеги и начальники шутили, что между нами есть «искорка». Я стал замечать, что, хотя утренняя аудитория меньше вечерней, мои отношения со зрителем стали более интимными, как результат того, что мы часто обсуждали детали личной жизни в эфире. Количество людей, подходящих ко мне в аэропорту, заметно увеличилось. Даже человека, привыкшего быть в центре внимания, это иногда пугает. Однажды в отпуске к нам с Бьянкой подошла какая-то женщина и спросила, кто присматривает за нашими кошками, пока мы в отъезде.
У откровенности утреннего формата была и обратная сторона. Зрители оставляли на Facebook и Twitter комментарии, какие редко получают ведущие вечерних новостей. Я хранил файл, в котором сохранял любимые цитаты (в оригинальной орфографии):
«застегни пжлст свой пиджак!!!!! тебе кажется неудобно:)».
«Пожалуйста пожалуйста пожалуйста скажите Дэну сидеть прямо на столом и ПРЕКРАТИТЬ наклоняться направо, в сторону Бианны. Это очень отвлекает».
«выгоните дэна пожалуйста».
«Подумал что лучше сказать что ваш галстук выглядит несимметрично он почти кривой».
«Дэн у тебя волосок торчит вверх ты похож на АЛЬФАЛЬФУ[39]!»
«я вас очень прошу, успокойтесь и перестаньте тянуть одеяло на себя. вы выглядите как настоящий клоун».
«вам нужно взять запись передачи и послушать себя. Когда вы читаете новости и они о важных вещах не нужно делать радостный голос».
На самом деле я смотрел записи, и критиковал себя гораздо жестче, чем кто-либо из зрителей. Мне не нравился парень на экране, который восклицал из-за кенгуру в жилетке. Приходя домой после передачи, я часто садился на диван, брал пульт и много раз пересматривал свои ошибки. Бьянка принималась меня утешать, когда ненависть к себе переходила всякие границы.
И вот тут медитация начала оправдывать себя. После ретрита я тратил на нее до получаса в день. Каждое утро я просматривал свой календарь, чтобы понять, как вместить в свой день работу, медитацию, спорт и время с Бьянкой. Иногда я проводил полчаса на диване в своем кабинете после обеда, ожидая одобрения текстов «Мировых новостей» (никто из команды «Доброе утро, Америка» не был против того, что я работаю по будням). Не то чтобы я с нетерпением ждал каждой медитации. На самом деле, первое, что мне обычно приходило в голову после того, как я закрывал глаза, было «Черт побери, как я выдержу полчаса?» Но потом я понимал, что мысль – это всего лишь мысль. Я редко пропускал день, а когда пропускал, чувствовал себя не виноватым, а просто менее осознанным.
Когда приступ ненависти из-за работы наваливается на меня, я наблюдаю, как это отражается на мне физически – в груди появляется дрожь, мочки ушей становятся горячими, а голова – тяжелой. Такое рассматривание и обозначение чувств отодвигало их на второй план, они теряли вес. Техника ЗВОН в дополнение к мантре Джозефа «Нужно ли это?» часто помогали мне остановить развитие этих чувств еще до того, как начнется эмоциональный апокалипсис. Я был в отчаянии, но потом выбирался из него гораздо быстрее. Все, что случалось теперь, не могло выбить меня из колеи, как это происходило раньше. Как минимум я не проводил так много времени в своем кабинете, предаваясь унынию.
При этом хоть медитация и делала меня более устойчивым, она не была панацеей. Во-первых, она не решала моих жизненных проблем, я все еще чувствовал себя бездарностью на своей новой работе. Во-вторых, я быстрее восстанавливался, но все еще часто бывал расстроенным. Иногда по выходным я выходил из студии совершенно подавленным.
* * *
В один из таких дней я вышел из кабинета и пошел в центр города на поздний завтрак с Марком Эпштейном. За два года со дня первой встречи мы стали настоящими друзьями. Он приходил к нам на ужин со своей женой, талантливой и успешной художницей по имени Эрлин. Мы с Бьянкой приходили к ним и познакомились с их взрослыим детьми. Когда я встречался с Марком без Бьянки, которая его обожала, она немножко ревновала.
К этому времени мы с Марком виделись уже не в Трибека Гранд. Этим утром мы должны были встретиться в другом нашем регулярном месте: Моранди, итальянском бистро в Вест-Виллидж. Я приехал в панике, с длинной заметкой «Вопросы для Марка» в телефоне. Главный вопрос: хоть я и восстанавливаюсь быстрее, не означают ли частые приступы дурного настроения из-за работы то, что я плохо медитирую? Должна ли осознанность лучше помогать от таких вещей?
– Например, – начал я, – сегодня утром мне не понравилась моя работа, и я злился из-за действий некоторых людей, которые, как мне кажется, все усугубляли. Я слышал в своей голове какой-то постоянный диалог злости, обиды, страха и паранойи.
