Если вы все еще уверены, что хотите любви или брака с Икс-аристократом, читайте дальше. Только знайте, что спокойная жизнь вам не грозит. Видите ли, Икс-аристократ будет вас любить, но есть большая вероятность, что его или ее истинная страсть – это работа. Некоторые возвышенно именуют ее “призванием”.
Вы должны кое-что усвоить об Икс-элите – эти сведения лежат в основе предисловия к вашему охотничьему руководству. Какие бы вкусы ни были у Икс-элиты, можете быть уверены, что своим увлечениям они отдаются со страстью. Они обожают идти неведомыми, нехожеными, непроторенными путями. Их могут интересовать французские рекламные щиты, патриаршие ризы, И-Цзин[26]или насекомые-мутанты. Они находятся в постоянном процессе роста и развития, и это касается не только их увлечений, но и пристрастий в одежде и еде. Сегодня они носят тибетские монашеские мантии, а завтра – кимоно и башмаки гэта. То их не вытащишь из ресторана с турецкой или индокитайской кухней, то они – строгие вегетарианцы, сторонники органического или здорового питания и одеваются только в одежду из натурального пенькового волокна.
Потом без всякого предупреждения они могут на месяц броситься в другую крайность: носить только одежду с ярлыками “Сделано в Америке”, объедаться гамбургерами, чизбургерами, попкорном и оладьями с кленовым сиропом. В отличие от достойных людей или аристократов, Иксы с трудом поддаются обобщению и классификации – уж очень они все разные. Отловить Икса – дело весьма сложное, и в этом он похож на животных, которые не выносят неволи.
Для вас все сводится к одному вопросу: “Смогу ли я выносить человека, столь не похожего на других?” Ведь у Иксов все не так, как у людей. Многие из них холосты, и поэтому некоторые подозревают их в нетрадиционной сексуальной ориентации. Но, как правило, причина в том, что они не нашли подходящего партнера, который бы соответствовал их сокровенным потребностям.
ХХХ-элита
Конечно, у некоторых Иксов, как и у любых других Принцев и Принцесс, встречаются весьма необычные сексуальные пристрастия, из-за которых они выпадают из категории желательных партнеров. Однажды на художественном аукционе я познакомилась с одним таким Икс-аристократом, после чего он предложил мне встретиться. Он безупречно одевался, блистал красноречием и был владельцем нескольких художественных галерей в Ньюпорте. Однако, как я вскоре убедилась, все у него было не как у людей, даже имя. Его звали Цезарь, но он произносил это имя на итальянский манер – Чезаре.
Когда мы встретились в первый (и последний) раз, Чезаре привел меня в странный нью-йоркский ресторан, где официантки были одеты в черные кожаные комбинезоны и туфли на высоченных каблуках. Официанты были вооружены хлыстами и наряжены в черные кожаные маски с прорезями для глаз. А убирали со столов полуголые мужчины в цепях и собачьих ошейниках.
Во время ужина Чезаре спросил меня:
– Ну как, тебя это прикалывает? Тащишься от этого?
– Гм… конечно, – ответила я, чуть не подавившись куриной костью.
Я подумала, что мой спутник интересуется, нравится ли мне интерьер ресторана. Мой ответ его явно обрадовал – даже чересчур, как мне тогда показалось. Наверное, он хочет удостовериться, что мне хорошо, – решила я. От чуткости нового воздыхателя у меня на душе стало тепло.
Пока мы ужинали, Чезаре занимал меня рассказами об импрессионизме, кубизме, минимализме и множестве других художественных стилей, в которых я очень мало разбиралась. После ужина он пригласил меня к себе выпить кофе. У Чезаре был такой изысканный вкус по части одежды и живописи, что я умирала от желания увидеть его квартиру, которая находилась на Парк-авеню, в очень престижной части Нью-Йорка.
Мы вошли в дом, и портье распахнул перед нами тяжелую стеклянную дверь с накладной сеткой из чугуна. Мы поднялись на пятый этаж в лифте, стены которого были облицованы мягко лоснящимся красным деревом. В свете расположенного под потолком плафона Чезаре выглядел особенно привлекательным. Мы вышли в холл, освещенный головокружительным количеством маленьких прожекторов. Когда глаза мои привыкли к столь оригинальному освещению, я увидела, что каждый луч нацелен на фотографию в дорогой раме. При ближайшем рассмотрении оказалось, что на снимках изображены обнаженные женщины: стоя во весь рост, они смотрели в объектив с дерзким и откровенным выражением.
– Это модели Хельмута Ньютона, – с гордостью сообщил Чезаре.
– А-а, – промямлила я.
Пока мы входили в квартиру, мой новый приятель объяснял мне, что Ньютон черпал вдохновение в образцах нацистской пропаганды и фотографиях террористов из немецких полицейских архивов. Я судорожно сглотнула и подумала: пожалуй, зря я согласилась зайти к Чезаре на чашку кофе.
Правда, я немного успокоилась, когда увидела, как красиво он обставил гостиную, располагавшуюся уровнем ниже. Спустившись на несколько ступенек, мы оказались на изумительном ковре. “Непальский”, – пояснил хозяин. Обстановка комнаты наводила на мысль о королевских покоях в Бангкоке. Я ахала от восхищения при виде великолепного дивана из тикового дерева и украшавших стены тайских шелковых гобеленов. На столе были расставлены резные украшения и статуэтки. “Это из буддийских храмов, я купил их во время последней поездки в Бангкок”, – сказал Чезаре. Я отметила одну вещицу, которая выглядела особенно изысканно, и он рассеянно, будто мысли его были заняты чем-то другим, пробормотал, что это саванкхалокская керамика, принадлежащая периоду Сукхотай[27].
Пока я рассматривала ее, теряясь в догадках, что такое период Сукхотай и к какому месту и времени он относится, мой хозяин сказал:
– А теперь я хочу показать тебе красную комнату.
– Красную комнату? – переспросила я.
– Да, – подтвердил Чезаре и, взяв меня за руку, повел по длинному коридору. Дойдя до конца, он пошарил под небольшой картиной, висевшей на стене прямо напротив двери, и достал ключ. Затем полез в карман и извлек еще один. Потом вставил каждый ключ в свою скважину, как это делают в банке, открывая сейф. Тут он улыбнулся, довольно зловеще, как мне теперь припоминается, и одновременно повернул оба ключа в замке. Тяжелая дверь открылась. Чезаре вошел и включил свет. Внезапно комната наполнилась звуками григорианского хорала. Тусклый красный свет постепенно становился ярче, так что скоро стали угадываться очертания предметов.
