Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
«Бухарин вредительство, диверсии, шпионаж, убийства организует, а вид у него смиренный, тихий, почти святой, и будто слышатся смиренные слова Василия Ивановича Шуйского «Святое дело, братцы!» из уст Николая Ивановича. Вот верх чудовищного лицемерия, вероломства, иезуитства и нечеловеческой подлости» (стр. 562).
Нет слов, жестокая закваска времени здесь, как и в другом впоследствии крылатом выражении Вышинского, рожденном на этом же процессе: «Раздавите проклятую гадину!» (стр. 596) — сквозит весьма. Но и картина преступления, которую в течение десяти дней из уймищи признаний, запирательств, перекрестных допросов выволакивает на свет железный прокурор, ужасна.
«Бухарин: Я отвечаю, как один из лидеров, а не стрелочник контрреволюционной организации.
Вышинский: Какие цели преследовала этаг организация?
Бухарин: Она преследовала основной целью реставрацию капиталистических отношений в СССР.
Вышинский: При помощи?
Бухарин: В частности, при помощи войны, которая стояла прогностически в перспективе.
Вышинский: На условиях?
Бухарин: На условиях, если говорить конкретно, целого ряда уступок… Если ставить все точки над «i», на условиях расчленения СССР.
Вышинский: Отторжения от СССР целых областей и республик?
Бухарин: Да» (стр. 322).
Идейные истоки заговора с целью свержения всей сталинской верхушки Бухарин объясняет так: «Уже в 1928 году я сам дал формулу относительно военно-феодальной эксплуатации крестьянства… Мы стали с пожиманием плеч, с иронией, а потом и с озлоблением смотреть на наши громадные, гигантски растущие заводы, как на какие-то прожорливые чудовища, которые все пожирают, отнимают средства потребления от широких масс…» (стр. 330–331).
И в начале 30-х годов сложился «контактный блок», управляемый в пределах СССР Бухариным, Пятаковым, Радеком, Рыковым, Томским, из-за границы — Троцким. Переворот сначала мыслился на волне массовых выступлений недовольства среди населения страны. Когда надежда на них не сбылась, акцент переместился на «открытие границ» для иностранных интервентов, которые в обмен на всевозможные уступки — от экономических до территориальных — посадят в Кремле на власть лидеров блока. В частности, Троцкий и Карахан, советский дипломат, участник заговора, вели переговоры с фашистской Германией.
«Бухарин: Летом 1934 года Радек мне сказал, что Троцкий уже обещал немцам целый ряд территориальных уступок, в том числе Украину. Если мне память не изменяет, там же фигурировали территориальные уступки и Японии» (стр. 372).
Открыть фронт должна была военная группа Тухачевского.
«Крестинский: Водном из разговоров он (Тухачевский. — А Р.) назвал мне несколько человек, на которых он опирается: Якира, Уборевича, Корка, Эйдемана. Затем… поставил вопрос о необходимости ускорения переворота… Переворот приурочивался к нападению Германии на Советский Союз…» (стр. 174–175).
Но так как заговорщики видели рост военно-патриотических настроений в стране, они готовили еще такой иезуитский ход. Перевалить вину за интервенцию на власть и «отдать под суд виновников поражения на фронте. Это даст нам возможность увлечь за собой массы, играя патриотическими лозунгами» (стр. 376).
Однако интервенции, ожидавшейся бухаринцами в тридцать седьмом, не произошло, и тогда осталась последняя ставка — на «дворцовый переворот».
«Бухарин: Сила заговора — это силы Енукидзе плюс Ягода, их организация в Кремле и НКВД, причем Енукидзе удалось завербовать бывшего коменданта Кремля Петерсона…» (стр. 363).
«Розенгольц: Тухачевский указывал срок, полагая, что до 15 мая (1937 г. — А. Р.) ему удастся этот переворот осуществить… Один из вариантов— возможность для группы военных собраться у него на квартире, проникнуть в Кремль, захватить кремлевскую телефонную станцию и убить руководителей…» (стр. 223).
Во исполнение главной задачи по захвату власти блок вел еще гигантскую работу как в пределах СССР, так и за границей. Были налажены связи с разведками Германии, Франции, Японии, Польши, снабжавшими деньгами зарубежную, троцкистскую часть блока. «Крестинский (дипломат, затем заместитель наркома иностранных дел. — А. Р.): Троцкий предложил мне… предложить Секту (генерал рейхсвера. — А. Р.), чтобы он оказывал Троцкому систематическую денежную субсидию… если Сект попросит оказание ему услуг в области шпионской деятельности, то на это нужно и можно пойти. Я поставил вопрос перед Сектом, назвал сумму 250 тысяч марок золотом в год. Сект дал согласие…» (стр. 229).
Но, кроме подобных зарубежных вливаний, Троцкий имел и изрядную подпитку из СССР.
«Розенгольц: Я был наркомом внешней торговли и с моей санкции (были переданы Троцкому. — А. Р.) 15 тысяч фунтов, потом 10 тысяч фунтов… По Экспортлесу с 1933 года 300 тысяч долларов» (стр. 227–228).
Обширно действовал наркомфин Гринько: «Я помогал Крестинскому использовать валютные средства, которые накапливались на курсовых разницах за границей и которые были нужны ему для финансирования троцкистов» (стр. 54).
«Гринько: Была дана бухаринская формула— ударить по Советскому правительству советским рублем. В области сберегательного дела было проведено два мероприятия, связанные с сокращением сети сберегательных касс и с кампанией по залогу облигаций государственных займов… Работа клонилась к подрыву бюджетной финансовой дисциплины и к возможности использования государственных средств для целей заговора… Зеленский (председатель Центросоюза. — А. Р.) по директивам «правотроцкистского блока» в недородные районы завозил большую массу товаров, а в урожайные посылал товаров меньше, что создавало затоваривание в одних районах и товарную нужду в других» (стр. 74–76).
В тех же действиях по возбуждению недовольства масс, а заодно и в подготовке к отчленению от СССР очень обильно и конкретно признаются секретарь ЦК Компартии Белоруссии Шарангович, парт- и госруководители Узбекистана Икрамов и Ходжаев. Причем замечательна лексика последнего.
«Ходжаев: Хотя мне казалось, что я изжил национализм — в самом деле этого оказалось недостаточным…
Вышинский: Значит, сманеврировал?
Ходжаев: Сманеврировал, сдвурушничал… После этого мы подали заявление, что ошибались, неправильно поступали, что мы согласны проводить линию партии.
Вышинский: Второй раз сманеврировали?
Ходжаев: Второй раз сдвурушничал…» (стр. 189–191).
Затем ко всему этому зловеще примыкает организатор политических убийств Ягода — полная противоположность идейному вождю Бухарину. Чувствуется, что Бухарина в пекло измены толкали в огромной мере политические амбиции: доказать мертвому Ленину и живому Сталину, что его, бухаринская, линия развития страны верней и плодотворней генеральной. Отсюда его озабоченность не только непосредственно захватом власти, но и последующим:
«Гринько: Он (Бухарин. — А. Р.) указывал, что, поскольку довлеет политика в данном случае, вредительство следует допустить, с другой стороны, установление более широких экономических связей с капиталистическим миром даст возможность наверстать те потери, которые будут» (стр. 79). Но на пути к благой цели, как полностью капитулирует Бухарин в своем последнем слове, «голая логика борьбы сопровождалась перерождением идей, перерождением нас самих… которое привело нас в лагерь, очень близкий по своим установкам к кулацкому преторианскому фашизму» (стр. 666).
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
