– Мы что, тренируемся, чтобы вступить в африканскую армию?
– Глупая София! Это поможет тебе расслабить мускулатуру.
– Если я расслаблюсь еще немного, тебе придется свернуть меня в тубус и отнести в машину.
* * *
Но оказалось, что я способна на большее. Я стала чемпионом по расслаблению. Напрягаешь мышцы, потом отпускаешь, а затем – полное расслабление.
Через двадцать минут постоянной температуры градусов в тридцать пять выше нуля я быстро прошла эти три стадии.
А потом начались занятия.
Оказалось, что йога – это как средневековые пытки на дыбе, только ты пытаешь себя сама. И еще похоже на актерские этюды. Ты принимаешь вид различных предметов: то колеса, то циркуля, то какого-то животного – и в конце концов становишься мертвым адвокатом.
* * *
Я смогла превозмочь боль и доплестись до машины самостоятельно. Это было даже приятно. Потому что я начала видеть слабый свет в конце тоннеля… этого страшного дня.
Когда мы тронулись в путь, Марси выглядела, как всегда, свежей, красивой и очень позитивно настроенной. Можно даже сказать, что она стала родной матерью всему миру. Я же, почетно устраивая свое бедное тело на сиденье поудобнее, тихо ненавидела себя и весь свет в придачу.
– Ну, что скажешь? – спросила вдруг Марси.
– Гм-м.
– Это здорово, правда?
– Гм-м.
– Ты в порядке?
– Гм-м.
– Очень смешно! – Марси недовольно фыркнула.
– С чего они решили, что эти позы снижают давление? У меня оно поднялось, я уверена, – мрачно сообщила я.
И я имела полное право на такое заявление, потому что у меня перед глазами плавали зеленые круги, сливаясь с зеленой кожей сиденья, которая почему-то упорно лезла мне прямо в глаза.
– Просыпайся, София. Мы подъезжаем к залу медитаций.
– Мне это не нужно. Я достигла нирваны уже полчаса назад. Это похоже на сон, – буркнула я и опять закрыла глаза, чтобы проверить свое наблюдение.
Марси потрясла меня за плечо:
– София! Ме-ди-та-ция! Ты настоятельно нуждаешься в духовном пробуждении.
Я не стала спорить, так как это было очевидно, и обреченно вылезла из машины.
* * *
Ровно в четыре часа этого страшно жаркого и длинного дня под неумолчный гул москитов мы пришли в зал медитаций, который находился недалеко от университета. Я чувствовала себя вареной макарониной.
Зал поражал элегантной простотой, но мое внимание сразу привлек инструктор.
Это был очень высокий блондин с пронзительно синими глазами. Я подумала, что его предки были из какого-то древнего индийского города в окрестностях Копенгагена, о котором еще ничего не известно историкам. И тут у меня возникли смутные подозрения, из какого корня вырос интерес Марси к восточной философии. Буддистская этика была явно не единственной его причиной.
Но когда блондин заговорил, все мои подозрения отпали. Из всех сторонников буддизма этот был самым нудным. С другой стороны, внушать адвокатам идею отказаться от гнева – занятие не самое продуктивное. Адвокаты заправляются гневом в своей работе, как машины бензином.
Я внимательно посмотрела на Марси, и мне стало стыдно за свои подозрения. Не могу сказать, что она выглядела до конца просветленной, как индийские йоги, но было видно, что она очень старается.
Тогда мне стало стыдно за себя, и я тут же решила научиться медитировать.
Это было бы чудесно, если бы не моя вечная неудачливость. Пытаясь сесть и скрестить ноги на коврике, я так старалась, что чуть не упала на подругу.
– Закройте глаза, – скомандовал в это время инструктор.
Наконец-то я хоть что-то смогу сделать хорошо! Мои веки очень правильно опустились на глаза. Меня больше ничто не волновало.
– Избавьтесь от ненужных мыслей.
Никаких проблем. В голове моей было пусто, как в чистом небе.
Я была уже близка к просветлению, когда вдруг отчетливо услышала какой-то знакомый звук. Кто-то явно похрапывал. Я стала гадать, кто это делает?
Разумеется, это была я.
Глава 46ГЛЭДИС ВЫХОДИТ ИЗ СЕБЯ
Так проходило лето. Мы перестали расстраиваться из-за того, чего не могли изменить. Мы искали маленькие радости, где удавалось. Я не разделяла страсти Марси к восточным религиям, но перестала над ней смеяться.
Члены клуба регулярно встречались раз в неделю, хотя Скай не всегда могла к ним присоединиться в силу своей занятости на работе. Долли, которая наконец купила дом за городом, тоже не всегда приезжала на встречи. Инвестиции уже не были таким волнующим событием, как раньше. Даже волнение иногда приедается. Дебора, которой надоело заниматься парикмахерским делом, продала «Комбат».
Члены клуба всячески пытались помочь городу, выдумывая всевозможные программы по переквалификации и переподготовке специалистов. Они помогали работе детского компьютерного центра, который открыла Агнес. Но Ларксдейл очень медленно привыкал к изменениям.
* * *
Мы были глупыми, когда думали, что сможем вечно держать в секрете дела клуба. Но я думала, что все произойдет как-то более гладко.
Никто потом не осуждал Глэдис. Она была очень одиноким человеком. Единственными людьми, которые поддерживали с ней родственные отношения, была семья ее двоюродного младшего брата Джека Нельсона. Он жил в Дулуте с женой Филлис и двумя сыновьями. Два раза в год, летом и на Рождество, Глэдис гостила у них по неделе.
Поэтому было естественно, что как-то весной она решила порадовать семью брата праздником. Отплатить за многие годы его гостеприимства.
* * *
Идея возникла у нее в голове внезапно, когда Глэдис была в торговом центре. Она выбирала на распродаже мужские фланелевые рубашки для работы в саду, когда вдруг в голове у нее появилась яркая картинка. Глэдис выходит из лимузина у дома Джека и Филлис. На ней очень элегантное белое платье с золотой отделкой и бриллиантовая диадема на седой голове. Глэдис бросила рубашки на прилавок и покинула магазин. Она поняла, что эта идея не даст ей покоя.
Все библиотекари – деятельные люди. Глэдис на следующий же день на работе проштудировала справочник и к двум часам дня наняла лимузин, записалась в парикмахерскую и в салон модной одежды.
Салон модной одежды поразил ее тишиной, особенно после толкучки и ругани на дешевых распродажах, к которым она привыкла. Здесь почти не было покупателей, так как цены кусались, но Глэдис понравилось обслуживание. Молоденькая продавщица обращалась с ней как с драгоценностью, предлагая лучшие платья. Тихо пела Эдит Пиаф, а яркие цвета нарядов вокруг навевали мечты о Париже и лете в Провансе. Глэдис представляла себя сидящей в уличном кафе под полосатым зонтиком с бокалом «Перье» в руках. Чуть трясущейся рукой она оплатила понравившийся наряд. Правда, при взгляде на цену белого платья с золотой каймой ей стало не по себе. Платье стоило столько, сколько она тратила на одежду за целый год. Глэдис вдруг почувствовала себя дурочкой, но продавщица уверила ее, что платье ей удивительно идет. Глэдис решила, что лучше быть счастливой дурочкой, чем занудной старой скрягой. Дурочки ведь любят ярко одеваться. Она вышла из магазина под одобрительную улыбку продавщицы.
