Он проговорил медленно:
– Извините, Эмми.
А она перебила его и стала быстро говорить: – Я поступила глупо. Не надо было лететь сломя голову. Если бы я смотрела под ноги, я бы не упала.
– Не надо было, – сказал Корби, и она заговорила еще быстрее:
– Я знаю, что не надо было. Я знаю. – Ей ничего не угрожало. Он был раздражен. Неприятности с Хамстером довели его до белого каления, а Эмма добавила путаницы в ситуацию тем, что, не послушавшись его, отправилась к «Собаке и фазану».
Она улыбнулась. Ее гордость не была ущемлена, он не смеялся над нею. Она рада была его видеть.
– Берите стул, – сказала она беспечно. – Только не этот, где медведь. Соверен принесла его сверху для компании, на счастье. Она, кажется, думает, что мне необходимо и то и другое.
– Привет, приятель. – Корби поприветствовал медведя Тэдди.
Ей было интересно, помнил ли он ярмарку посуды. Когда он сел, она шепотом спросила, чтобы не слышала Соверен:
– Вы видели Хамстера сегодня утром?
– Он ушел на работу, – зашептал Корби в ответ. – Помогает рубить старые деревья. Надеюсь, никто не увидит его размахивающим топором.
Эмма захихикала, прижав руки к щекам. Потом, перестав, спросила:
– Что теперь будет?
– К счастью, – сказал Корби, – ничего. Я говорил только что с Биллом Савагом в хлеву и посоветовал ему держаться подальше от Соверен. Я сказал, что Хамстер приревновал к нему. Билл считает, что он сам виноват во вчерашнем происшествии. Взял вину на себя.
– Думаю, что он теперь будет держаться подальше?
– Он не дурак. Хамстер хоть и маленького роста, но драться умеет, и Билл Саваг за мирное сосуществование.
Она не думала, что кто-то может снова разозлить Хамстера. И Хамстер, и Соверен получили хороший урок. Она сказала:
– Вчера вечером было два происшествия, правда? Как сказал мой отец: «Неприятности в пабе и неприятности на мельнице».
Корби усмехнулся.
– Теперь хочу сделать сообщение, – произнес он с йоркширским акцентом. – Произошел несчастный случай на мельнице.
И Эмма залилась смехом. Сквозь смех она спросила:
– Вы хоть завтракали? Хотите кофе?
– Благодарю.
– Тогда приготовьте сами, ладно? Я не могу. По крайней мере…
Корби вдруг подпрыгнул и положил руку ей на плечо.
– Сидите, не двигайтесь, – приказал он. – Вам нельзя ходить, у вас нога перевязана.
– Доброе утро, – сказал Марк. Дверь, вероятно, осталась открытой. Он вошел, слушая, как они говорят и смеются. Он стоял в дверном проеме комнаты – аристократ до мозга костей. Его лицо было холодным, красивым и неподвижным, и он мог сейчас сойти за памятник со средневековой могилы.
– Марк! – Эмма чуть не задохнулась от неожиданности. Рука Корби оставалась на ее плече, и она рефлекторно стряхнула ее одним движением. И слова «Корби только что вошел» вылетели прежде, чем она смогла остановить их.
– Не думаю, что займусь приготовлением кофе. – Корби говорил лениво и медленно. – Но если компания начнет утомлять, позовите меня. – Он посмотрел на медведя Тэдди, затем на Эмму и вышел, пройдя мимо Марка молча.
Именно Марк закрыл дверь, и, хотя половина его лица была в тени, Эмма знала, что нерв дергается у него на щеке, пока он идет к ней.
Она хотела пролепетать: «Корби не имел в виду тебя под словом «компания». Он подразумевал медведя Тэдди». Но это прозвучало бы совсем дико. Конечно, он подразумевал именно Марка.
Так что она промолчала. Марк подошел и спросил:
– Я с сожалением узнал, что с тобой произошел несчастный случай. Только растяжение связок в лодыжке, правда? – Он был безупречно любезен, но говорил как с посторонним человеком.
– Да, – подтвердила Эмма.
– Как это случилось? – То же самое светское беспокойство. Он не сделал даже попытки коснуться ее.
– Я упала на мельнице.
Он знал это, тем не менее переспросил:
– На мельнице? – Не удивился, а только переспросил, чтобы получить объяснение.
Она объяснила:
– Я пошла туда, чтобы посмотреть картины Корби, которые предназначались для выставки. Пока я там была, прибежала Соверен.
– Ах да! Драка! – Об этом он тоже слышал. – Но я не понимаю, почему ты решила сопровождать ее к «Собаке и фазану».
Вероятно, время от времени Гиллиан бывала в местном пабе. Красиво одетая, холеная, она сидела, держа в руках бокал вина. При ней находился Марк с друзьями – молодая госпожа Хардич из Хардичей. Но обезумевшая Эмма вела себя так же, как Соверен. «Девушка, за которой ухаживает Марк Хардич, – говорили посетители и, сравнивая с Гиллиан, думали: – Что только он в ней нашел?»
– Соверен была напугана, – сказала Эмма тихо.
Лед между ней и Марком не таял.
– Ты слишком мягкосердечна, моя дорогая, слишком импульсивна. Не надо позволять, чтобы эти люди вовлекали тебя в свои проблемы. – Слишком импульсивна! Как он может говорить такое! – И раз произошла хулиганская выходка, – продолжал он, – я должен пересмотреть свое отношение к этим людям.
– Должен? Я уверена, что это больше не повторится!
– Мне небезразлично все, что происходит в деревне. – Его голос звучал издалека, будто бы он отдалялся от нее, так оно и было. Жизнь поворачивалась к ней суровой стороной, и она чувствовала подступающие к глазам слезы.
– Марк, – начала она, и голос застрял у нее в горле.
Он взял ее руку:
– Все хорошо.
Но это было не так, и она обрадовалась, услышав, как ключ поворачивается в замке. Входная дверь вела прямо в гостиную. Вошел отец, торжественно показывая свою корзину, полную покупок.
– Все купил, Эмми, все… О! – Он увидел Марка.
– Доброе утро, – сказал Марк. – Я пришел навестить Эмму и узнать о ее самочувствии.
– Самочувствие у меня прекрасное, – сказала Эмма.
– Хорошо, – сказал Марк. – Тогда я, пожалуй, пойду. Зайду за тобой в воскресенье, если ты будешь чувствовать себя достаточно хорошо.
– Прекрасно, – сказала Эмма осторожно. – До свидания, Марк. – До свидания, до свидания, до свидания – воскресенье будет послезавтра, но они прощаются навсегда. Больше она близко не подойдет к Марку Хардичу.
Томас Чандлер проводил Марка до двери.
– Корби заходил, – сказала Эмма радостно, когда отец вернулся. – Но, думаю, он ушел.
– Хорошо, – сказал отец. – Я, кажется, заслужил чашку кофе.
Соверен принесла кофе для Эммы и для себя и села, посадив медведя к себе на колени. Отпив немного кофе, она произнесла:
