К счастью, как отмечал капитан Коггин, никто из ее обитателей не был столь туполоб, как Вогены, чтобы ставить свой дом так близко к воде, но оставалась опасность, что кто-то пострадал, прежде чем волна ушла вверх по реке. Не исключено, что кого-то из жителей деревни затопило или же соседи беспокоятся о судьбе обитателей Холлиуэлла.
Конечно, никто из нас не мог умолчать об удивительном спасении дома.
— Точно, как в те времена, когда «круглоголовые» окружили дом — и их смыло наводнением, — рассказывал капитан Коггин. — И я думаю, что эта ночь останется в истории Холлиуэлла. А вдохновенная сага о скачке Леди Джейн станет столь же известной, как судьба бедной мисс Миранды.
— Две стороны любви, — произнес Николас, собираясь в дорогу с Робби. И я не могла не согласиться с его словами.
Таня и миссис Джексон разогнали нас по постелям, хотя, предполагаю, мало кто из нас смог уснуть. Слишком много событий свалилось нам на головы, чтобы мы забылись в блаженном сне.
Я бодрствовала, слушая, как далеко внизу под «Высокими полянами» шумит река. Ближе к рассвету пришел сухой восточный ветер, от которого дребезжали оконные переплеты. И должно быть, под его завывания я и погрузилась в сон, ибо мне грезилось, что ни одно из событий этой ночи не происходило и что все вернулось к своему началу, как было прежде.
Сон этот я вспомнила с отчетливой яркостью сразу же после завтрака. Наши мужчины, не дав себе толком отдохнуть, встали пораньше и помогли домоправительнице справиться со стряпней. После яичницы с ветчиной и сассекских блинчиков миссис Джексон, Николас настоял, что отвезет меня в Холлиуэлл.
— Робби сказал, чтобы мы взяли «лендровер», — сообщил он, — так что мы сможем форсировать вброд то, что осталось от реки.
— Робби очень обязательный человек, — улыбнулась я.
— И столь же настойчиво старался сбить нас с пути, как я — идти своей дорогой.
— Ох, — только и выговорила я, ибо ничего иного мне не пришло на ум. — А почему?
— Объясню, когда доставлю тебя в Холлиуэлл.
— Есть особая причина?
— Да, конечно.
Вот поэтому я и вспомнила сон, когда он пообещал:
— Я все скажу тебе, когда мы снова вернемся к началу. На то самое место.
Так что мне оставалось лишь хранить молчание, когда мы осторожно спускались по сырым склонам к затопленной дороге внизу. Бледное солнце все же порадовало нас теплом и светом, и земля парилась, подсыхая буквально на глазах. В воздухе стояла золотистая дымка, и пахло сочными запахами подступающей осени.
По Хай-стрит все еще текли потоки, а заливной луг превратился в озеро. Поворот в конце Джипси-Лейн наполовину был скрыт водой, и деревня выглядела пустынной и молчаливой, ибо все сидели по домам, убирая последствия ливня, который вчера хлестал сквозь прорехи в крышах.
Когда мы, подпрыгивая в промоинах и расплескивая фонтаны грязной воды, добрались до дороги у реки, я не выдержала:
— Если твой рассказ и потерпит до Холлиуэлла, то я думаю о вещах, которые ждать не могут.
Николас снял одну руку с руля и сжал мою ладонь:
— Ты о чем?
— В самом ли деле ты был обручен с Сильвией Сильвестр?
Николас испустил характерный для него короткий обаятельный смешок.
— Силы небесные, женщина, — с ироническим возмущением воскликнул он, — неужели человек, обрученный с Сильвией, бегал бы за тобой? Или вообще за кем-либо?
Я не смогла удержаться от смеха, признавая его правоту. Но, несмотря на его напускной цинизм, я уже понимала, что Николас не из тех людей, которые легкомысленно относятся к такому понятию, как любовь. И когда я отрицательно помотала головой, он поинтересовался:
— А с чего ты это взяла?
— Но все же… она говорила, что вы помолвлены.
— Если бы я только знал!
— А почему она… как ты думаешь?
В его словах звучали мягкость и печаль, потому что Николас был очень добрым человеком:
— Бедная Сильвия! Тому есть масса причин. Во-первых, она считала, что это отличный рекламный ход…
— В чем я неоднократно убеждалась, — сухо оборонила я. — Почему еще?
— Ну, видишь ли… — Он развернул «лендровер», чтобы объехать огромную лужу, и по обе стороны машины взметнулись огромные столбы желтовато-коричневой воды. — Она выдержала нелегкую борьбу за право, наконец появиться на экране. Главная идея, которая снедала бедняжку, — она должна стать первым номером. Сильвия никогда не верила, что ей что-то дадут совершенно бескорыстно, и потому готова была душу заложить, чтобы увидеть свое имя в титрах.
— И увидит?
— Думаю, что да. Но она решила, что я сделаю для нее гораздо больше, если… — Он смущенно улыбнулся. — Ну, если будет известно, что мы обручены или влюблены, назови как угодно…
— Порой ты весьма искусно изображал эти чувства.
— В самом деле? Как ты с Робби?
Он отвел взгляд от ухабистой дороги и испытующе посмотрел на меня. Нахмурившись, изобразил насмешливый укор в мой адрес.
Я почувствовала, как у меня пылают щеки. Чтобы отвлечь его внимание, я продолжила:
— Подумать только… я переживала, что ты ужасно расстроился, когда прочел то неуклюжее сочинение и узнал, что Сильвия целовалась с Робби. Помнишь? Его написала Дженис Пибоди.
— Могу ли я это забыть? — рассмеялся он. — Я страдал лишь из-за того, что Робби тебя унижает.
Я промолчала. Мы подъехали к берегу. Утреннее солнце и порывистый ночной ветер сделали свое дело, и теперь от потока, еще вчера бушевавшего здесь, осталось не более двух футов разлившейся воды.
— Держись крепче! — скомандовал Николас.
Я вцепилась в металлические поручни «лендровера». Николас повел машину на самой малой скорости, и в следующее мгновение вокруг нас уже плескалась мутная вода, грязными фонтанами вставая по обе стороны. Ее потоки заливали ветровое стекло. «Лендровер» шатало из стороны в сторону, как прошедшей ночью «Морскую нимфу». Наконец мы выбрались на берег и, пробравшись меж двух обломков, которые недавно были нашими воротами, миновали обломанные у самого основания деревья, поднялись по подсыхающей аллее и завернули за угол дома.
И передо мной снова предстал Холлиуэлл-Грейндж.
Я думала было, что чудесное спасение прошлой ночью исчерпало тот запас удивления, которым мог меня одарить Холлиуэлл. Но открывшийся вид несказанно поразил меня, — и в то же время я была готова к нему.
Место, которое должно было представлять собой пустынную груду обломков, дышало жизнью. Все мужчины, женщины и конечно же все дети Дервент-Лэнгли собрались здесь, занятые гигантской операцией уборки.
Я видела, как мистер Броклбенк, кузнец, тащит половину дилижанса мисс Сильвестр, а Тим, следуя за отцом по пятам, волочит одну из створок ворот, которую удар волны забросил на ветки уцелевшей ивы.
