Гоша повесил трубку и в возбуждении заходил по комнате.
— Вот что, собирайся, в библиотеку поедем.
— И? — выжидательно посмотрела я.
— Иван Аркадьевич сообщил, что серьги Гончаровой стали в последнее время необычайно популярны. Я уже третий, кто спрашивал его об этом. Первой была известная тебе Марина Львовна, вторым — французский клиент его сына.
— Иван Аркадьевич большой знаток Пушкина, но, понимаешь ли… — Игорь долго подбирал нужные слова. — Пушкинисты — народ особый… Они будут скрупулезно изучать, когда написана та или иная строчка и почему поэт выбрал именно это слово, а вот какого цвета были сапоги поэта и какие серьги надела на бал Наталья Николаевна, их мало интересует. Что касается этих серег… Их судьба неизвестна. Он сказал, что, если нам не лень, мы можем сами найти нужные документы. Тогда, возможно, хоть что-то прояснится. Профессор был так любезен, что сказал, где и что надо искать.
ГЛАВА 22
По дороге в городскую библиотеку мы заехали в фотомагазин, и Игорь зачем-то купил большую лупу с толстой линзой.
— Ты еще полевой бинокль купи!
— Без надобности, — ответил он.
Все дорогу он о чем-то напряженно думал, односложно отвечая на любые мои вопросы. Оставив в качестве залога свои документы, мы прошли в читальный зал.
— Нам нужны, — он протянул библиотекарю листок с названиями, — книги, касающиеся жизни Пушкина в период с тысяча восемьсот тридцать первого по тридцать второй год, и, если есть, альбом с репродукцией портрета Гончаровой кисти Брюллова.
Пухленькая смешливая библиотекарша минут через десять принесла несколько толстых томов.
Игорь протянул мне книги, а сам взял альбом.
— Ищи!
— Что искать-то? — не поняла я.
— Совсем глупая, что ли? — Игорь все еще не остыл. — Ищи упоминания о серьгах!
— Так с ума сойдешь — все письма читать. Да еще половина — по-французски.
— Не сойдешь, — отрезал Игорь. Он открыл альбом и на третьей же странице обнаружил знакомое лицо. — Ого, я и не знал! Портрет-то не Гончаровой, а Пушкиной уже! Значит, сделан после свадьбы! Где-то тут должны быть письма Пушкина, датированные годом их свадьбы. Там и смотри.
Я долго листала воспоминания, а Игорь с лу пой в руках изучал портрет.
— Ну, вот, я кое-что нашла! — и протянуло Игорю томик, где закладками отметила нужные документы.
— Говорил же, справишься! — Он взял книгу и погрузился в чтение. Прошло минут сорок, не меньше. Я начала тихо задремывать, вдыхая пропахший книжной пылью тяжелый воздух читального зала.
— Я, кажется, понял, что сказал профессор, — сказал вдруг Игорь, отрываясь от книги. — Знаешь, Наташка, есть у меня ощущение, что это не те серьги!
— Как это? — Я открыла глаза, недоуменно глядя на Игоря.
— Понимаешь, какая штука. Серьги-то не подлинные!
— Как это? — Мне уже порядком надоело удивляться. — Я, пожалуй, и вправду не отличу бриллианта от горного хрусталя, но ведь эти сережки видели несколько человек, в том числе и твой антиквар. Неужели они ошиблись?
— Почему ошиблись? Я, конечно, не ювелир, но тоже вижу, что камни подлинные и золото настоящее. А вот сами серьги, думаю, фальшивка. Не было у Натали таких бриллиантов.
— А как же портрет? — удивилась я, — Игорь, я что-то ничего не понимаю. Чем больше ты говоришь, тем становится непонятнее.
— Сейчас объясню. Помнишь, Елена Ивановна пыталась поставить мне трояк по литературе? А мне для поступления в училище нужно было не ниже четверки?
— Помню прекрасно. Ты тогда даже на тренировки неделю не ходил. Все торчал в библиотеке, готовился к межшкольной конференции по писателям девятнадцатого века.
— А помнишь, наша литераторша аж прослезилась после этого моего выступления?
— Не помню. Болела я тогда, — немного раздраженно сказала я, ужасно боясь очередного подвоха. — Но ребята говорили, что доклад был крутой! Только я не пойму, к чему этот экскурс в прошлое?
— Придется ввести тебя в курс дела. Я ведь рассказывал у экстрасенса, как на всех уроках литературы таращился на твой портрет. В смысле на портрет Гончаровой. Естественно, я и темой своего доклада избрал историю женитьбы Пушкина. Я тогда перерыл море книг, и доклад получился на уровне. И вот что я выяснил. Свадьба Пушкина и Натали состоялась в феврале тысяча восемьсот тридцать первого года. Ты помнишь, сколько раз откладывалось это событие?
Я немного подумала и, боясь ошибиться, выдала ответ:
— Раза два, кажется.
— Намного больше. Он же добивался ее почти два года! А из-за чего откладывалась свадьба?
— Из-за денег! — Это я помнила твердо.
— Скорее из-за их отсутствия, — обломил меня Гоша. — Гончаровы были по уши в долгах.
— А мне всегда казалось, что Гончаровы были людьми состоятельными и не шли на этот брак оттого, что Пушкин был недостаточно богат.
— Естественно. Натали была младшей, мать даже не могла дать за ней приличного приданого. Поэтому-то и хотелось пристроить дочерей. Знаешь, что было в приданом Натали?
— Откуда? — удивилась я. — Я ведь зубной врач, а не пушкинист.
— Конечно, этого ты знать не обязана, но уж больно интересный факт я сейчас раскопал. Так вот, в приданое Гончаровы пытались дать, и, кажется, дали, бронзовую статую императрицы. Скульптура не имела никакой ценности, и предполагалось отправить ее в переплавку, чтобы получить деньги за металл. Статую пожалели, и Пушкин был готов сам дать приданое за невестой, лишь бы свадьба состоялась! Даже в день венчания свадьба могла сорваться. Вот, слушай. — Гоша вынул из стопки книг коричневый томик, — Ты, кстати, сама сделана тут закладку! Это «Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками», том второй: «Наутро в день свадьбы Наталья Ивановна (мать невесты) прислала сказать, что все опять придется отложить — нет денег на карету. Кстати, на жениховский фрак Пушкин разоряться не стал — венчался во фраке Нащокина. Жених послал денег — свадьба состоялась».
Я слушала Гошу и чувствовала, что рот мой самопроизвольно открывается все шире:
— А как же тогда понять комментарии из школьных учебников о том, что бедный Пушкин был вынужден вкалывать, как каторжный, чтобы обеспечить жену нарядами и драгоценностями для выходов в свет?
— Он и вкалывал, — подтвердил Гоша. — Только не из-за капризов жены, а потому что ему совесть не позволяла оставлять ее семью в бедственном положении. А насчет балов… Ты помнишь, сколько детей было у Пушкина?
