и…) Когда Одиссей и Менелай наконец-то выбрались из деревянной кобылы, они устремились прямо к дому Деифоба и вступили с ним, как говорят источники, «в самую кровавую схватку всей жизни». Победа досталась Одиссею и Менелаю только благодаря вмешательству Афины, и точно неизвестно, кто из них убил Деифоба. «Некоторые утверждают, что это Елена вонзила кинжал ему в спину. Сей поступок и божественная красота Елены поколебали прежнюю решимость Менелая, поклявшегося убить Елену, как только та попадется ему на глаза». Менелай отбросил в сторону меч и повел Елену целой и невредимой к своему кораблю, чтобы вернуться вместе с ней домой…
«Моряки, плававшие на север от Босфора, часто слышали, как Ахилл (покойник!) где-то за морем читал стихи Гомера, причем звук его голоса сопровождался стуком конских копыт, криками воинов и звоном оружия…»
Что же касается развалин Трои, то я сплю и вижу, как с одной стороны к ним подбирается Генрих Шлиман, а с другой – тяжело вооруженные голливудские кинематографисты…
Книга IXКаллиопа
После этого оба стана объединились и жили вместе, причем каждый получил в жены ту женщину, с которой он впервые сошелся. Мужья, однако, не могли выучиться языку своих жен, тогда как жены усвоили язык мужей. Когда наконец они стали понимать друг друга, мужчины сказали амазонкам следующее: «У нас есть родители, есть и имущество. Мы не можем больше вести такую жизнь и поэтому хотим возвратиться к своим и снова жить с нашим народом. Вы одни будете нашими женами, и других у нас не будет». На это амазонки ответили так: «Мы не можем жить с вашими женщинами. Ведь обычаи у нас не такие, как у них: мы стреляем из лука, метаем дротики и скачем верхом на конях; напротив, к женской работе мы не привыкли. Ваши же женщины не занимаются ничем из упомянутого, они выполняют женскую работу, оставаясь в своих кибитках, не охотятся и вообще никуда не выходят. Поэтому-то мы не сможем с ними поладить. Если вы хотите, чтобы мы были вашими женами, то отправляйтесь к вашим родителям и получите вашу долю наследства. Когда вы возвратитесь, давайте будем жить сами по себе…
Геродот
А на самом-то деле что мы знаем о городах, женщинах и литературе? Есть два ответа на этот вопрос – сократовский и досократовский. Сократики скажут: «Я знаю, что ничего не знаю!» – и гордо пойдут себе дальше с высоко поднятой головой, мол, даже Сократ признавался в своем невежестве, а мы, извините, ничуть не хуже. Правда, лукавый философ любил вводить людей в заблуждение, но идиоты приняли на вооружение сократовский тезис в голом виде, а срам до сих пор прикрывают газеткой. Мол, гляньте, чего в передовице написано: «Сократ – дурак!»
Что же касается досократиков, то здесь надо быть начеку и ждать неадекватной реакции. Я тоже терпеть не могу, когда ко мне лезут с вопросами – что я по этому поводу думаю. Во-первых, вы ужаснетесь, а во-вторых, мое мнение будет отброшено, как погрешность, и совершенно не повлияет на результаты ваших исследований.
Потому что мне неприятна сама идея – вывести среднестатистического человека и ориентироваться на него в своих социальных фантазиях. И надо заметить, у этого недоноска нет никаких желаний, а только потребности – жрать, спать и так далее, и безо всякой надежды на этикет. Он чавкает и рассуждает, что вчерашний бестселлер был понаваристей, и становится страшен в своих предпочтениях, словно стоглавая гидра с одним ненасытным брюхом. И пусть его тридцать вторая пасть кривится от сарказма и говорит тридцать четвертой, что нынче бестселлер пошел мосластый и можно им подавиться, но остальные проглотят за милую душу и только причмокнут от удовольствия.
Так что да здравствует погрешность! Иначе города становятся пресными, женщины – неинтересными, а не к ночи помянутая литература превращается в продукт потребления и не задерживается во рту, как долгоиграющая барбариска для эстетического обмусоливания.
Кстати, одна моя знакомая доводила мужчин до истерики своими вопросами: «А вам для чего это знать?» И создавалось впечатление, что если она ответит, который теперь час, то ее предадут анафеме за разглашение ужасной женской тайны. Конечно, я могу ошибаться, а дамочка попросту выясняла, с какими целями к ней подвалил тот или иной мужчина, но в целом я готов заявить следующее…
МУЗА (надиктовывает). ЧЕМ БОЛЬШЕ Я НАХОЖУСЬ В КАКОМ-НИБУДЬ ГОРОДЕ, ВСТРЕЧАЮСЬ С РАЗНЫМИ ЖЕНЩИНАМИ И КОПАЮСЬ В ЛИТЕРАТУРЕ, ТЕМ ОТЧЕТЛИВЕЙ ПОНИМАЮ, ЧТО ИМЕЮ ОБ ЭТИХ ПРЕДМЕТАХ САМОЕ СМУТНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ!
Мы вернулись в Санкт-Петербург первого сентября в полном составе: Юлия Феликс, Исида и я. Только боцмана здесь не хватало, но его, слава богу, оставили где-то под Адлером, как Юлия Цезаря, при делах – сторожить машину и караулить катер…
Из аэропорта мы приехали на такси в Катькин садик, или на площадь Островского, где в доме архитектора Басина я проживал до поры до времени. Поднялись ко мне на четвертый этаж, зашли в квартиру и бросили вещи, можно сказать, на пороге.
– Хоть шаром покати! – с восхищением отозвалась Юлия Феликс о моей прежней жене и ее утилитарных способностях. – Полная переработка семейного счастья!
– Я же предупреждал, что паразитка вывезла всю, понимаешь, мебель, – пробурчал я.
– А как ее звали? – ехидно спросила Юлия Феликс. – Аня-Таня? Или Таня-Аня?
– А теперь-то какая разница? – индифферентно заметил я.
– Мне для статистики, – охотно пояснила Юлия Феликс. – Вдруг подвернется подобный случай, так я буду знать заранее, что там ничего больше нет.
– А вы помните похороны Чингисхана? – поинтересовался я.
– Увы, – развела руками Исида. – Не знаю, как остальные, но я в этом вопросе ни ухо ни рыло…
– И ни горло-нос! – поддакнула Юлия Феликс.
– Так вот, – быстренько подытожил я, покуда Юлечка и Сидулечка не затеяли очередную перепалку, – нашего Чингисхана похоронили с пустыми руками, мол, с чем я пришел в этот мир, с тем же и ухожу.
– Но гроб-то ведь был? – осведомилась Юлия Феликс. – А тут даже скворечника сколотить не из чего!
– Ну почему же! – не согласился я. – На кухне еще остался какой-то реликтовый стол и такой же стул.
И все посмотрели в разные стороны: Исида – куда-то вдаль, Юлия Феликс – на потолок, а я – скромно – на свои ноги.
– А вы обратили внимание, как мы разговариваем? – вдруг спросила Исида. – Все время с какими-то выкрутасами!
– Ты имеешь в виду – высокохудожественными? – уточнила Юлия Феликс. – Что же… Во всем виноват писатель! Я бы давно обложила его по матери, да совестно перед российской словесностью.
– Тогда ты первая принимай душ, – предложила Исида, – как потерпевшая.
– Не вижу логики, – заметила Юлия Феликс. – Одни интриги, одни интриги…
Она открыла свой чемодан, достала оттуда банные принадлежности, сказала «черт!» и пошлепала по направлению к ванной.
