За Броцхулем нас ждал Джек Чили. Мы должны были перебраться через горы, бросить ему вызов, вступить (я так полагала) в схватку и попробовать взять верх. Этот этап путешествия мы в своих разговорах дружно игнорировали — что толку-то? В возможностях нашего противника мы более чем убедились. Вдобавок, поскольку ему уже не надо было притворяться верблюдом Марцио, Чили в полной мере проявил свои злодейские таланты.
Пример? Каждый вечер негнаги выводили нас к какой-нибудь горной хижине, где мы останавливались на ночлег. Они говорили, что хижины эти поставил Стастны Паненка[69], переходя Броцхуль несколько веков назад со своими Боевыми Псами в поисках Ароматического Молота. Когда мы с Пепси услышали это объяснение, то уже с ног валились от усталости и не стали выпытывать подробности ни о Стастны, ни о его Молоте.
Войдя в первую из хижин, мы были потрясены, обнаружив, что в очаге весело горит огонь, а на столе посредине комнаты накрыт ужин. Но в хижине не было ни души — как и во всех последующих.
Так продолжалось целую неделю — при том, что хижины отстояли друг от друга миль на десять-пятна-дцать. Здорово, конечно, но очень уж загадочно, а потом и страшновато. Вскоре я старалась проглотить ужин побыстрее, то и дело оглядываясь через плечо.
В девятой или десятой хижине нам предстала в общем и целом та же картина, что и раньше. Но за одним исключением: на блюде в центре стола красовалась задняя лапа мистера Трейси — жареная и украшенная веточками петрушки.
Нас начал преследовать дирижабль. Как-то утром мы вышли из хижины и ни с того ни с сего увидели дирижабль. Огромный и надувной, как над стадионом, когда играется важный матч. Только этот летел так низко и близко, что мы слышали гудение его черных моторов. Напугалась я до полусмерти. Непонятно, как ему вообще удавалось маневрировать в узких ущельях. Но как-то удавалось, и с того дня дирижабль неотступно следовал за нами. Мы понятия не имели, кто на нем и что им нужно.
Через горы мы перебрались благополучно — хотя, конечно, никакого сравнения с армией Ганнибала, стремительно скатывающейся на золотых слонах с альпийских вершин и готовой разгромить всех в пух и прах. Мистер Трейси умудрился потерять свою таинственную шляпу, а Пепси прихрамывал, оступившись однажды утром на ледяном поле и далеко не сразу сумев затормозить.
Последний широкий снежный язык вывел нас к зеленому горному лугу, где меланхолично паслись толстые коровы. Со всех сторон доносился аромат высоких сосен, льда и мокрой земли — дар ветра.
Я легла и закрыла лицо руками. Проснувшись через час, услышала смех и быструю болтовню. До чего желанный звук, после долгих дней в тревоге и безмолвии! Приподнявшись на локте, я повернулась к Пепси и мистеру Трейси и увидела, что они беседуют с человеком очень изысканного вида, в смокинге и белых шелковых перчатках. Даже мистер Трейси явно оживился и на каждую реплику незнакомца кивал. Когда Пепси глянул в мою сторону, лицо его освещал ребячий восторг.
— Мам, здесь Стастны Паненка со всем своим отрядом. Это был их дирижабль. Они за нас!
Незнакомец поднялся и приблизился. Взяв меня за руку, он приложился губами к самым кончикам пальцев и отвесил поклон. Истинный джентльмен.
— Дрово прадач, Цульби. Трас-треэч.
— Пепси, ты не подойдешь? Я ни слова не понимаю.
Прежде чем подойти, Пепси срочно обсудил что-то с мистером Трейси. Пес-великан больше слушал, чем говорил. Когда они закончили, Пепси извлек из рюкзачка знакомую первую Кость и принес мне:
— Мам, закрой глаза.
Крепко прижав Кость к моему горлу, он произнес что-то сладкозвучное, но, как всегда, непонятное. Затем он повторил то же самое с моими ушами.
— Мам, теперь ты можешь разговаривать. Потом это пройдет, потому что вообще-то тебе не положено, но пока ты все будешь понимать. Приготовься, это очень быстро.
Эффект был примерно такой же, как если входишь с тихой улицы на вокзал или в аэропорт. В мгновение ока все окружающее обрело голос, который ни на секунду не умолкал. Трава жаловалась на непостоянство ветра, облака вещали о небесном поиске идеальной скорости. Камни, цветы, насекомые… Голоса складывались в замысловатую — и не сказать, что неприятную, — какофонию. Ничего подобного слышать мне еще не доводилось, и я даже подумать не могла, что такое бывает.
В детстве одной из моих любимых книжек был «Доктор Дулитл», но я завидовала его умению говорить на языке свинки Хрю-Хрю или смеяться над шутками лошадей. Теперь я тоже могла смеяться над чьими угодно шутками, и как это было замечательно!
Освоившись с первой приливной волной гомона, я научилась отфильтровывать большинство звуков, чтобы можно было выслушать красавчика Стастны Паненку.
— Вот-вот из Первого Маха должны прибыть Вук и Здравко. В этом я уверен. Проблема с Эндакси и его Лающими Флейтами… Тут можно чего угодно ждать. Сами подумайте: десять братьев, и все женаты на одной женщине. Ну как на них можно положиться? Приношу за них извинения. Они хорошие бойцы. Если соберутся, значит, будут.
Гордо поглядывая на реющий неподалеку дирижабль (который, казалось, пасся на пажитях небесных так же меланхолично, как прямо под ним коровы на лугу), Стастны Паненка оттараторил имена тех, кто присоединится к нашему выступлению против Джека Чили.
Единственное, что произвело на меня впечатление, — это имя (или слово) «Эндакси». По-гречески «эндакси» — то же, что в Штатах «о'кей». («Еще колы?» — «Эндакси».) Осталось выяснить, чем или кем стало Эндакси на Рондуа и кто такие Лающие Флейты. Ответ станет ясен через несколько дней.
— Прямо как жар-пчелы, правда, мам?
Вечером Стастны отправился на воздушное патрулирование, и мы составили ему компанию; теперь дирижабль возвращался к лугу, где собирали силы все наши союзники. В сотнях футов под нами повсюду горели костры. Мерцающие огни действительно напоминали светлячков.
Глядя с Пепси в иллюминатор, я вспомнила наше прибытие на Рондуа. Насколько мы с тех пор изменились… В тусклом свете кабины я пристально вгляделась в профиль моего ребенка. Волосы у него отросли, а лицо осунулось. Было слишком темно, чтобы рассмотреть его выражение, но память говорила мне, что лицо Пепси осталось таким же искренним и живым, как в тот далекий день, когда мы тоже взирали из поднебесья и внизу нас ждали исполинские животные — мистер Трейси, Фелина, Марцио.
Но то, что ждало нас внизу теперь, воистину не поддавалось описанию.
Они явились изо всех уголков Рондуа — из городов, ульев, лесов, башен, гнезд, пещер, джунглей, водных глубин, из-под камней… Явились присоединиться к нам, так как повсюду было известно, что эта битва будет последней — нам давался последний шанс сделать все, что в наших силах, дабы спасти мир, который иначе бесповоротно погибнет. В мировой истории последние битвы не новость — и все равно нет ничего страшнее таких битв. Это последняя надежда, и к ней прибегают лишь безумцы или вконец отчаявшиеся. Когда на тонкой грани вынуждена балансировать целая цивилизация, нет ничего опаснее.
