— У меня нет причин так считать. Странно, конечно, что оборванцы заранее знали точное время нашего собрания — эти встречи проводятся для самого узкого, избранного круга гостей, я устраиваю их без огласки, только для самых достойных клиентов. Впрочем, есть у меня одна теория…
Лейтон покачал головой и позвонил в колокольчик; вошла экономка.
— Этот джентльмен уходит, миссис Боултер. Будьте любезны, проводите его к выходу.
— Всенепременно, сэр, — отозвалась та.
Хватпол подчинился и позволил проводить себя к дверям.
«Жаль, юного Калеба повидать так и не удалось, но его по крайней мере косвенно упомянули в разговоре», — подумал Хватпол. Он решил понаблюдать за домом, дождаться появления юноши или каких-нибудь новых событий. Значит, оборванцы вчера вечером ограбили Лейтона! Хватпол инстинктивно чувствовал, что это не простое ограбление. Похоже, тут что-то происходит. Но связано ли это с отцом и сыном Браунами?
Через некоторое время из дома вышла экономка с корзинкой для провизии. Ее остановил какой-то оборванец, и они долго о чем-то беседовали. Оборванец как можно незаметнее положил в корзинку к экономке какой-то сверток — нечто, завернутое в мешковину, — и пошел прочь. Хватпол решил последовать за ним.
Оборванец шел быстро и решительно, держась в основном центральных улиц, самых запруженных Зеваками, однако к прохожим не приставал и денег не клянчил. Он скользил в толпе так быстро, что Хватполу стоило большого труда не отстать.
Они приближались к реке, обогнули собор, а потом Хватпол в очередной раз повернул за угол, но оборванец внезапно исчез, словно испарился. Улица была пуста: обычная дорога, без каких-либо ответвлений, переулков или мест, где можно спрятаться. Хватпол медленно прошел по улице, внимательно разглядывая все двери и здания. На одной стене до сих пор можно было разглядеть какие-то следы, остатки вывески над выходом из древней станции подземки, примерно двадцатого века. Подобные призрачные отголоски прежнего мира старались тщательно удалять практически повсюду, однако кое-где следы все еще оставались. Может, нищий скрылся под землей? Хватпол приблизился к заколоченному входу. Доски были сплошь завешаны плакатами и объявлениями, по большей части обещающими «Грандиозный снос!», который должен был состояться через несколько дней. Хватполу не хотелось отдирать доски, преграждающие вход в здание, не хотелось привлекать к себе внимание, поэтому он просто отметил про себя такую возможность на будущее и пошел дальше. Дошел до конца улицы, развернулся и отправился назад к дому, дожидаться появления Калеба.
ГЛАВА 41
ИЗ ДНЕВНИКА ЕВЫ
Сегодня приходил Псалтырь, хотел повидаться со мной после представления… а потом случилось кое-что странное. Сразу несколько странностей, связанных между собой и в некотором роде необъяснимых. Во-первых, он пришел не один. Вдвоем, и оба гостя были одеты, как объяснил Псалтырь, в ливреи лакеев: длинные темно-синие камзолы с металлическими пуговицами, жилеты и белые рубашки. Псалтырь привел с собой Калеба, того юношу, которого он подобрал на улице.
Калеб протянул мне руку, и во время рукопожатия я впервые хорошенько рассмотрела его лицо. Я вдруг вздрогнула, дернула рукой вверх, а потом, когда наши пальцы разжались, меня как будто что-то ужалило. Я пристально вгляделась в незнакомца и спросила:
— Мы когда-нибудь встречались?
— Нет, я тебя сегодня в первый раз увидел, — ответил Калеб. — Уверен…
— Просто я вдруг что-то странное почувствовала… — объяснила я. — Когда я пожала твою руку, произошло что-то странное, я ощутила некую связь с тобой… У меня такое иногда бывает. И глаза у тебя совсем как мои!
Калеб замялся, как будто не знал, что сказать. Вот только интересно, что он сам ощутил? Мне показалось, что-то такое было…
— Так, вы двое, хватит болтать! Не то приревную! — возмутился Псалтырь. — Будете нести подобную чушь, так мистер Уильям и вас затащит на свои научные сеансы.
— Что-то не нравятся мне эти его сеансы… — проговорила я.
— Особенно вчера бы тебе не понравилось, верно, Калеб?
Калеб помотал головой.
— Что случилось? — спросила я, все еще пытаясь разгадать Калеба. Он точно что-то почувствовал!
— Прямо посреди сеанса в дом ворвалась банда вооруженных оборванцев. Они всех ограбили, забрали у Зевак драгоценности и плату за вход!
Я внезапно перепугалась, захотела обнять Псалтыря, прижать его к себе, укрыть от опасностей! Сердце забилось быстрее. Я похолодела, только представив, как кто-то держит Псалтыря под прицелом, испугалась, как за саму себя… Если уж напали на дом моего знакомого, может быть, они и ко мне подбираются? Хотя, конечно, связь между мною и домом мистера Лейтона довольно мала.
Я разволновалась от всех этих мыслей и от близости Калеба — юноши, глаза которого были так похожи на мои.
Тут к нам подошел Яго. Псалтырь, представив ему Калеба, начал рассказывать об ограблении.
— Мистер Лейтон пакует вещи, распихивает все по коробкам. Отправит все на склад. Рисковать он ни за что не станет. И еще он думает, что Калебу на пару дней придется где-то спрятаться…
— Я собираюсь уехать из «Парка», на день или два, — отозвался Яго. — Думал вообще на какое-то время покинуть город, пожить в лесу, без суеты.
В мыслях у меня внезапно заплясали желтые и красные листья, в памяти возник какай-то смутный запах гари. Лес. Я вспомнила лес… И изо всех сил захотела туда!
А Псалтырь тем временем говорил:
— А вы моего приятеля с собой не возьмете, мистер Яго? Мистер Лейтон считает, что Калебу безопасное местечко не помешало бы. А я останусь, помогу вывезти из дома вещи…
— Да уж, — согласился Яго, — воображаю, сколько там всего придется паковать! Слышал я о твоем мистере Лейтоне и его коллекциях. Однако стоит ли нам брать с собой твоего друга… Без обид, просто я его совсем не знаю. Ему можно доверять?
— Дело в том, — сказал Псалтырь, — что на него ордер выписали, он в розыске, уже плакаты напечатали и все такое. Понимаете, он всего лишь безобидный Зевака, а полиция решила, будто он пришил какого-то старика. А старика-то оборванцы кокнули! И свалили на него, при свидетелях обвинили, и только.
Я вмешалась в разговор:
— Мне кажется, ему можно доверять, Яго. Я это чувствую!
— Как это ты так уверена, Ева? — удивился Яго.
— Совершенно уверена!
Итак, меня и юного Калеба решено было увезти в лес. Псалтырь волновался из-за меня. Он смотрел на нас с Калебом, на то, как мы стоим вместе, и лоб его прорезала тревожная морщина, никогда прежде мною не виданная на всегда таком улыбчивом лице. В этот миг я испытала какое-то новое чувство к Псалтырю, настолько сильное, что я едва не бросилась к нему с объятиями и поцелуями.
