И Спаскок вышел из зала крупными шагами, очевидно, измученный до предела. Грайс и угрюмый Стил вышли вместе… Было слышно, как Стил говорит: «Если вам разрешается так критиковать свое государство, так какая же у вас тут тирания? Объясните, пожалуйста». Инсент, которого чуть-чуть не перехватил Кролгул, пошел со мной. Как бы то ни было, к данному моменту стало очевидно, что деятельность Кролгула на этой планете благополучно завершена: общее разрушение и деморализация для него — человека Шаммат — еда и питье. Инсент вышел из испытания закаленным, и это хорошее предзнаменование для будущего состояния Волиена во время оккупации его Сириусом и последующего упадка Сириуса: я предлагаю оставить Инсента на Волиене, если у него дела и дальше пойдут в том же духе. Если он не ухитрится вновь не расшатать себе нервы, я думаю, он окажет на местных жителей благотворное влияние.
Только что закончился второй день судебных слушаний. Когда мы собрались сегодня утром, не явилось около половины присяжных; суд не обеспечил им того развлечения, на которое они рассчитывали. Но появилось много волиенцев другого рода, надеявшихся занять их места или хоть какое место в суде: накануне прошел слух, что в суде была сделана попытка серьезной критики государственного устройства Волиена. Когда новые присяжные уселись в своей ложе, все заметили сильный контраст между ними и теми весельчаками, которые остались с предыдущего дня. Среди всех них восседала председатель жюри присяжных, вполне непринужденно державшаяся и готовая к слушанию.
Когда Спаскок в сопровождении помощников появился на своем месте, Аритамея встала:
— Простите, судья.
— Что такое?
— Я всю ночь не спала, — объяснила она не без мелодраматического эффекта.
— Рискну заявить вам, мадам, что это же можно сказать о многих из нас, — попытался улыбнуться Спаскок, бледный и взволнованный.
Зал безмолвствовал. В утренних новостях сообщалось, что космолеты Сириуса готовы нанести удар.
— Нет, судья, вы меня неправильно поняли. Я говорю о другом. Я так же нервничаю, как и все… Но я хочу сказать об этом механизме поведения толпы, о котором говорили вчера.
— Не волнуйтесь, мадам, — прервал ее Инсент. Он изящно порхал рядом, эффектно демонстрируя свою беспредельную готовность ей услужить. — Нет-нет, председатель жюри присяжных, вчера вы приняли абсолютно логичное решение. И оно может дать в перспективе замечательные результаты для Волиена.
Она оглядела юношу с головы до ног.
— А для кого же еще? Мне вполне достаточно того, что результаты будут полезны для Волиена, — заявила Аритамея.
Ответом ей был шквал криков, шиканий, разгул всеобщих эмоций. Снаружи, на улице, тоже толпился народ, все спрашивали друг друга первым делом: «Вы уроженец Волиена?». И в итоге оказалось, что практически никто не родился тут, тогда вопрос начали ставить по-другому: «Вы волиенец?», потом же, поскольку это определение — «волиенец» — можно было отнести слишком ко многим, стали просто бить всех, чей внешний вид не понравился толпе.
— И я больше ничего не хочу добавить по этому вопросу — насчет толпы, — продолжала Аритамея. — По правде говоря, не понимаю, что это нашло на нас всех. Я всегда считала, что мы, волиенцы, — люди справедливые и разумные. — Так была убедительна эта сильная и компетентная личность, что толпа успокоилась и как будто устыдилась. — Нет, судья, дело в другом. Я читала всю ночь про системы устройства групп, и к утру поняла, что вчера я поступила немного авторитарно по отношению к группе — мы, присяжные, как раз и составляем группу, правда? Ну вот, и сейчас мне кажется, что я вчера злоупотребила своим авторитетом. И хочу всех предостеречь: отныне тут у нас не будет никаких глупостей насчет принятия мгновенного решения. Мы воспользуемся предоставляемым нам временем, прежде чем вынести заключение…
— Снова нами распоряжаетесь, а? — брякнул один шутник, — вчера он тоже присутствовал среди присяжных, в ярком наряде с большой пуговицей на груди, с надписью «Ну что, власти Волиена, доигрались?».
— Ну, даже если и так, то сегодня я в своем праве. Закон разрешает любому из группы присяжных, не только председателю жюри, потребовать время на закрытое совещание.
И тут присяжные зашевелились в своей ложе, а те, кто остался с предыдущего дня, начали вставать и продвигаться к выходу, бормоча: «Простите»; «Это уж слишком»; «Вообще-то мы собирались тут посмеяться», — и ушли.
— Найти других присяжных, — распорядился Спаскок, и вмиг из толпы, переполнявшей скамьи зала, выделились ответственные люди серьезного вида.
В результате в ложе присяжных теперь оказались совсем новые люди, не те, что вчера, за исключением председателя жюри присяжных.
— Можно начинать? — осведомился Спаскок, голос его дрожал от сдержанного сарказма.
— Да, судья, полагаю, теперь все в порядке, — ответила Аритамея.
— Хорошо. Тогда, с вашего позволения, начнем.
Грайс встал. Он был таким же угрюмым, важным и бледным, как Спаскок. Они оба, совершенно одинаковые, были наглядной иллюстрацией того типа людей, какой возникает на последнем этапе развития империй.
На фоне Грайса замечательный, несравненный Стил казался живым воплощением темы сегодняшних дебатов.
Грайс начал:
— Я хочу вызвать для дачи показаний своего главного свидетеля.
— Одну минуточку, Грайс: каково ваше обвинение?
— Мы все его знаем, судья, — вмешалась Аритамея. — Оно написано на этих программках, которые нам раздали. Второй пункт «Обвинения» заключается в том, что мы позволяем себе слишком многое.
— Не позволите ли вы мне вести сегодняшнее заседание суда? — буквально закричал Спаскок.
— Прошу прощения.
— Мадам высказалась по делу, — заметил Грайс.
Опять столкнулись двое этих худых, нервных, замученных, дрожащих людей. Оба явно были готовы накинуться друг на друга, и в то же время каждый был готов охранять интересы оппонента и заботиться о противнике, как о себе.
— Да, пожалуй, — сказал Спаскок, — но подобный подход неуместен, и я просто не могу…
— А ты сделай уступку. Для прочтения этого Второго пункта «Обвинения» потребуется полдня.
— Просто в голове не укладывается: все кому не лень советуют мне, судье, как вести дело в моем собственном зале суда. Но если вы настаиваете…
— Ничего я не настаиваю, просто прислушайся к здравому смыслу…
С улицы донеслись топот ног и крики толпы.
— Ну, я допускаю, но вообще-то это совершенно…
— Я знаю, незаконно, но… — Грайс сделал знак Стилу, тот двинулся к свидетельскому месту и встал там в ожидании. Опять наступило долгое молчание. Волиен по сути дела не понимал, что на них вот-вот нападет Мотц: «Сириус» — этим словом они обозначали любую грозящую им опасность.
Но каков был контраст между этим существом и ими, между этим мотцанцем и любым тогдашним жителем Волиена.
