— Я не болен, — повторил он. Она подняла на него глаза.
— Но с вами что-то не в порядке.
— Да, что-то не в порядке, — согласился он. — Вы. Я. И то, что нас разделяет. — Он жестом указал на расстояние между ними.
Она взглянула вниз на землю. Ее руки, затянутые в перчатки, крепче уцепились за ступеньку, за которую она держалась.
— Уж лучше бы вы этого не говорили, — сказала она.
— Я не хотел. Но вы… — Он не договорил, потому что она, преодолев несколько ступенек, стала перелезать на подоконник.
— Боже милосердный! — С гулко бьющимся сердцем он схватил ее и втащил внутрь.
Ему хотелось как следует встряхнуть ее, но она вырвалась из его рук и отошла на безопасное расстояние.
— Вы могли убиться, — проворчал он.
— Лишь в том случае, если бы вы меня уронили. — Голос ее дрогнул. — Не надо было меня хватать. Я знала, что делаю.
— Неужели?
— Я деревенская жительница. — Она поправила шляпку. — Не то что ваши лондонские леди.
— Что правда то, правда. Вы особенная. Вы… вы…
Ее голубые глаза встретились с его глазами, и на него нахлынули воспоминания: каждый взгляд, каждое прикосновение, ее шепот, ее улыбки, ее податливое тело. Он лишился дара речи и не мог произнести ни слова.
Она бросилась к нему и прижалась к его груди.
Он затаил дыхание и заключил ее в объятия.
— Вам не следовало приходить, — сказал он, уткнувшись в ее шляпку. — Но я рад, что вы здесь.
— Мне следовало держаться от вас подальше, но я не смогла.
— Я так по вас скучал, — признался он.
— Вот и хорошо. Потому что я чувствовала себя без вас бесконечно несчастной. — Запрокинув голову, она поглядела ему в лицо. — С тех самых пор, как вы ушли, я жалела о том, что мы не закончили то, что начали. Мне хотелось, чтобы вы не останавливались. Хотелось, чтобы вы расстегнули все мои пуговки, развязали все ленточки и не беспокоились о последствиях.
— Вы сами не знаете, что говорите, — сказал он. Сказал и тут же пожалел. Ведь он не железный.
— Я говорю правду. Зачем мне притворяться? Я все время ищу какие-то оправдания, обманываю и себя, и вас, чтобы защитить… — у нее дрогнул голос, — я и сама не знаю, что я пытаюсь защитить. Самолюбие? А может быть, гордость?
— Свою честь, — произнес он.
— Я должна ее защитить? — спросила она. — Мне нужно уйти? Почему вы не прогнали меня, прежде чем я начала говорить?
— Дорогая моя… — Все, он погиб. Уж лучше бы она вонзила кинжал ему в сердце.
— Ваша, — повторила она. — Ваша! — Она хохотнула и вытерла глаза. — Ох, не смотрите на меня так… Я не стану плакать. Я презираю женщин, которые с помощью слез добиваются, чего хотят. Вы просто на мгновение вывели меня из себя. — Последовала продолжительная напряженная пауза. Вдруг она спросила: — Лучше бы я не была благовоспитанной девицей, да? И незамужней леди тоже? Что тогда? — Она сняла перчатки и бросила на пол. Потом стала развязывать ленты шляпки. — Что тогда? — повторила она. — Что, если бы я не была леди?
Алистер смотрел на валявшиеся на полу перчатки и на ее руки.
— Вы не можете быть… — Он не договорил, борясь с искушением воспользоваться этой невероятной возможностью.
Она сняла шляпку и бросила на кресло.
— Нет, — сказал он.
Она принялась расстегивать накидку.
— Мне тридцать один год, — сказала она. — И мне хотелось бы, чтобы кто-то сорвал мои розочки, прежде чем они начнут ронять лепестки.
Глава 12
Выражение его величественною патрицианского лица было настолько забавным, что Мирабель рассмеялась бы, если бы не нервничала так сильно. Но она тряслась от страха.
— С этим не шутят, — произнес он.
— А мне не до шуток, я серьезна, как никогда.
Он сказал, что скучал по ней. Что испытывает к ней чувства. Возможно, это всего лишь вожделение, но ведь она чувствует то же самое.
Она так давно не испытывала желания, так давно мужчина не отвечал ей взаимностью. Она вела себя сдержанно с Уильямом и сохраняла свою добродетель ради чести. Она позволила мужчине, которого любила, уйти из чувства долга. На этот раз она не станет думать о чести и долге. Она поступит так, как велит ей сердце.
Она и мистер Карсингтон были одни, и на этот раз они находились не под крышей дома ее отца или в гостинице. Никто не видел, как она входила в его спальню, и никто не увидит, как она выйдет оттуда. Такой шанс нельзя упустить.
Она не хотела умирать девственницей. Хотела познать страсть с мужчиной, к которому ее влечет. Заняться с ним любовью.
Он шагнул к ней. Она попятилась.
— Вам следует застегнуть эти пуговицы, — строго сказал он. — Или я застегну их сам. — Он снова шагнул к ней.
Она отступила.
Комната была несколько меньших размеров, чем его спальня в Олдридж-Холле. Мебель и его вещи загромождали путь, оставляя ему мало места для маневра. Она понимала, что он побоится опрокинуть стул или стол или уронить какую-нибудь бьющуюся вещь, которых в комнате великое множество. Ведь на шум сбегутся слуги.
Он осторожно хромал за ней следом, а она отступала, расстегивая дрожащими пальцами пуговицы на накидке.
— Мисс Олдридж, это очень опасная игра, — сказал он. — Нас могут услышать.
— В таком случае говорите тише, — прошептала она.
Она вскочила на кровать и, торопливо стряхнув с плеч накидку, бросила в него, попав ему в лицо. Он на мгновение задержал ее у лица, потом прижал к груди.
— Вы не должны так делать, — хрипло пробормотал он. — Жестоко так поступать со мной. Она хранит… — он судорожно глотнул воздух, — она хранит ваше тепло и запах.
У нее неистово заколотилось сердце.
— Это в высшей степени неразумно, — проговорил он. — И несправедливо.
— Вы не оставляете мне выбора, — возразила она. — Вы и ваша честь, черт бы ее побрал!
— Вы не должны этого делать, — сказал он. — Не должны.
— Другого шанса у нас никогда не будет, — промолвила она.
«Другого шанса у нас никогда не будет».
Алистер пытался убедить себя, что это не имеет значения. Он не мог обесчестить ее здесь, как и в доме ее отца.
Она сражалась с застежками своего платья. Они были на спине. Он мог бы без труда расстегнуть их.
Он сжал кулаки и стоял не двигаясь.
Без его помощи она не сможет снять платье. Он не должен помогать ей.
— Я всю жизнь выполняла свой долг, — продолжала она, пытаясь повернуть платье задом наперед, чтобы добраться до пуговиц и тесемок. — Я не жалею об этом. По крайней мере не очень. Но я знаю, что буду сожалеть о вас.
