Я подавил желание стукнуть этого болвана чем-нибудь тяжелым по голове. Ну вот чего такие далекие заходы выстраивать?
– Короче, Митрич, я не требую компенсации за два отпуска, а вы рассчитываете меня прямо сейчас.
– Ну… – Он явно собирался мне это предложить и теперь не знал, чего еще потребовать.
– Вот заявление. Вот уже написанный отказ. Давайте по «договоренности сторон», и я пойду, дел много.
– Ага… Ну ты же понимаешь, сейчас чрезвычайное положение, вышел указ о дисциплине…
Не знал бы, что он умный и сообразительный мужик, точно бы подумал, что он препаратами злоупотребляет.
– Окститесь! Какое отношение указ имеет к вам? Вы частная фирма.
– Все сотрудники предприятий, связанных со здравоохранением…
– Сейчас принесу справку о невозможности продолжения работы по состоянию здоровья! И больничный на все пропущенные дни заодно, у меня не заржавеет! И уволите как миленький с полной компенсацией, уж я-то свои права знаю!
Он вздохнул.
– Нудный ты тип, Михалыч! К тебе со всей душой, а ты такими страшными вещами угрожаешь. Иди полчасика погуляй, я пока занят, видишь же, народ разбежался.
Я кивнул, решив, что деваться ему все равно некуда, и вышел. В курьерской курилке сидела Алла.
– Все, увольняюсь. Жаль, три года все-таки. – Женщина кивнула, о чем-то напряженно думая. Ну да, у нее дети, вокруг мир рушится, и непонятно, что делать. Пришлось отвлекать вопросом: Что вы тут вообще делаете, раз склады опечатали?»
Она махнула рукой, потом все-таки поделилась новостями, делая выразительное лицо в наиболее деликатных моментах.
На склады пришли через день после объявления чрезвычайного положения, и, собственно, там было уже нечего опечатывать, кроме пустых помещений. Пришедшие были этим слегка огорчены, так что нескольких сотрудников увезли отсюда в наручниках. Что было дальше, они не рассказывали, но наверняка укрытым пришлось поделиться, и это было даже труднее пережить, чем арест и «воспитательную работу ногами». Теперь все, кто не уволился, торговали сильно урезанным ассортиментом по старым, замороженным ценам, причем, где взять новый товар, мыслей ни у кого не было, а если и были, то все их держали при себе. Выстроенный бизнес рушился, превращаясь во что-то напоминающее лавочку начала 90-х.
Вдобавок проблемы с финансами, которые она уточнять не стала. Только пожаловалась, что банкоматов в городе не осталось. Их вообще повыносили вместе с терминалами оплаты еще в первые дни – живые ж деньги лежат прямо без защиты. Не только маги выносили, и обыватели старались, вроде тех памятных мне грабителей. Кстати, про магов так и сказала прямо, не уточняя, что имеет в виду. Значит – все знают.
Пока она ходила куда-то, я сидел на удобном вертящемся кресле и обдумывал увиденное сегодня.
Маги? Разрушения? Твари? Это все пустяки. Революции пережили, войны, это тоже переживем, приспособимся. Вот когда до народа всерьез дойдет, что мир, оказывается, не такой, как их учили с детства, когда накопится подспудное ощущение неправильности, вот тогда и рванет. А пока просто пострелушки, прямо как в фильме, да. Просто держись в стороне, мы ведь привыкли, еще и поучить кого можем.
Но когда наконец люди пойдут искать виноватых, теряя по пути остатки норм, вбитых с детства, вот тогда и надо будет запираться на дальней заимке да молиться, чтобы пронесло. Хотя еще есть маги. Если их будет какое-то оптимальное количество, которое можно будет встроить в прежний мир в качестве новых скреп, то он устоит. Больше – развалят снаружи, меньше – подточат изнутри. Кто бы еще указал, сколько должно остаться магов. Может, в правительстве кто-то знает? Не все же там жируют на попиле госимущества, ну должен же хоть кто-то там работать, пусть хотя бы для создания видимости процесса?! Вот, информлисток напечатали, значит, хоть кто-то может думать на шаг вперед?
– Михалыч?
Я вздрогнул, возвращаясь к реальности. Толстяк зам стоял надо мной, протягивая бумаги. Сервис, не к себе вызвал… хотя как он вызовет, в офисе человек пять вместе с охранником. Подпись, подпись, еще подпись. Трудовая, где уже написана дата увольнения – две недели назад. Наверняка всем так ставит. Пять купюр. Маловато, ну да все равно мое, честно заработанное.
– Спасибо. Всего вам хорошего!
– Давай, и тебе!
Аллы на крыльце уже не было. Я только поморщился, вспомнив, что забыл повесить невидимость, и уже собирался было скастовать заклинание, как к ногам подкатился дырчатый цилиндрик.
А потом я упал.
19
Омерзительное ощущение. Руки-ноги ватные, из чувств только осязание. Еще немножечко запах, какой-то странный, и металлический вкус во рту. Кажется, прикусил себе язык. Или это меня ударило что-то в губы. Не удавалось сориентироваться на чем-то, все плыло. Кажется, меня несли, кажется, я на чем-то лежал. Руки и ноги не слушались. Что-то сильно толкнуло в затылок, упал… или уже лежал? Тяжелое навалилось сверху, в ушах стоял несмолкаемый гул, источник которого я никак не мог определить. Тяжесть исчезла, меня потащило по асфальту, и все, что я мог, это закрывать голову руками, даже не пытаясь понять, что происходит, на это не было ни сил, ни мыслей, я просто закрывался от накатывающего со всех сторон давления и шума.
Потом руки оказались за спиной, я опять лежал на чем-то холодном. Наверное, лицом в землю… или лужу. Последнее соображение обрадовало, лужа холодная, сейчас приду в себя – и я начал бить щекой в то, что считал льдом, чтобы добраться до отрезвляющей воды. Снова навалившаяся тяжесть, меня выгнуло болезненной судорогой, и все опять пропало.
– …ние. Вы наход… – Шум накатывал волнами, в глазах все плыло. Кажется, я пришел в сознание, но оно у меня не полностью. Сосредоточиться не удавалось, в глазах и голове все плыло, терпеливый бубнеж не воспринимался как человеческая речь, оставаясь на уровне звуков природы.
По щеке сильно ударило, тон говорившего сменился на повышенный, ему ответило что-то еще, кажется, рядом были люди. Меня потянуло назад, в плечо уперлось твердое, мелькали какие-то расплывчатые пятна. Резкий укол в плечо и рывком просветление, настолько яркое, что я снова ничего не мог понять, слишком много воплотившихся из размывчатых пятен четких образов.
– Повторяю – вы задержаны при проведении спецоперации, у вас на шее – ошейник со взрывчатым веществом, любая попытка освободиться приведет к подрыву заряда. Если вы понимаете, кивните.
Что я должен сделать? В голове плыло, на этот раз от четкости возникших и окруживших меня лиц, звуков, запахов. Ошейник? Взрывчатка? Фильм снимают?
Лужа… вода.
– Пить…
– Дай ему.
В губы ткнулось твердое, неприятно скрежетнув по зубам, и по подбородку потекла вода. Сделал несколько глотков, вода полилась в горло, оказавшееся невыносимо сухим. Глоток, еще глоток… я фыркнул, подавившись, потом еще раз глотнул. Меня стошнило.
