Я ослабил хватку и сказал уже более спокойным голосом:
— Скажи мне. Просто поступи честно и скажи мне все как есть, и тогда я тебя прощу. Обещаю.
Все еще плача, она сказала:
— Почему?.. Почему ты снова так ведешь себя? Зачем?
Отис залаял громче — он буквально захлебывался лаем. Я заорал на него: «Заткнись, черт возьми!» — и пес убежал. Тогда я сказал Поле:
— Скажи мне про вас с Дагом. Ради бога, просто скажи — и все.
Она неожиданно перестала плакать, ее голубые глаза широко открылись.
— Так вот ты о чем? Ты ошибаешься. Между нами ничего нет. И никогда не было.
— Ты врешь.
— Не вру. Я говорю тебе правду.
— Ты все время врешь мне! Только и делаешь, что врешь! Даже когда говоришь, что ты на моей стороне, все равно врешь!
— Я не вру, — повторила она. По ее щекам текли слезы.
— Мне звонила Кирстин. Ты ведь помнишь Кирстин?.. Помнишь?!
— Что она тебе сказала?
— Ну наконец-то ты призналась.
— Послушай, мне наплевать на то, что ты думаешь. Понял? Я хочу, чтобы ты усвоил одно: этого я тебе не прощу. Никогда!
Пола прошла мимо меня решительным шагом, Отис просился за ней в спальню, успев проскочить в хлопнувшую дверь. Сам я, пошатываясь из стороны в сторону, остался стоять у входа на кухню.
Мне не хотелось оставаться дома с Полой, пусть даже и в другой комнате, так что я прихватил бутылку с ликером и вышел на улицу.
Я шатался по округе, пока не кончился ликер, а потом завалился в бар на Первой авеню. Он был битком набит двадцатилетками, но я все-таки нашел себе местечко у стойки. Перекрикивая бухающую музыку, я заказал виски с содовой. Я не помню, как пил, но стакан непонятным образом опустел. Я заказал еще и только сделал глоток, как на меня налетел какой-то парень. В памяти осталось, как мы с ним стоим друг против друга и я говорю: «Мудак» и «Сейчас дам в хлебальник». Он был выше и моложе меня, но мне было наплевать. Я замахнулся и ударил его, точнее, попытался ударить. Он на лету перехватил мою нетвердую руку и начал смеяться. Я плюнул ему в лицо. Тогда он отпустил мою руку и стал меня бить. Я упал на пол, он пинал меня ногами, но особой боли я не чувствовал, хотя удары были внушительными. Потом подошел вышибала, по виду итальянец, и поднял меня. Он вытолкал меня на улицу, но я, наверное, тоже пытался его ударить или, может быть, что-то ему сказал, потому что он прислонил меня к кирпичной стене и начал бить по лицу. Кругом собрались люди, они смеялись и отпускали шуточки. Потом я лежал на тротуаре, поджав ноги к животу, чувствуя на губах вкус крови, и думал, как я объясню все это на собрании «Анонимных алкоголиков».
Глава восемнадцатая
Я открыл глаза и почувствовал, что не могу дышать носом. Я с силой втянул в себя воздух, проглотив то, чем были забиты ноздри, и сразу почувствовал отвратительный запах. Воняло так, как будто мочу смешали с прокисшим молоком. Сначала я решил, что все еще валяюсь на улице, рядом с помойкой, но потом постепенно до меня дошло, что я лежу дома в кровати и что этот отвратительный запах исходит от меня.
Все тело у меня болело. Кружилась голова и тошнило так, что не мог двигаться. Пересохшее горло саднило, дыхание пахло блевотиной. Я закрыл глаза, надеясь снова заснуть. Немного погодя стало ясно, что свет, который я чувствовал сквозь веки, — дневной, проникавший сквозь жалюзи. Я снова открыл глаза и, морщась от боли, повернулся к тумбочке, где стояли часы. Часы показывали десять двадцать три. Я был уверен, что сплю или ошибся сослепу — так поздно быть не могло. Может, пять двадцать три или шесть двадцать три — или около того. Но спустя пару секунд я понял, что время на часах правильное и сейчас действительно десять двадцать три, а в одиннадцать у меня совещание.
Я слишком резко вскочил с кровати, ноги подогнулись, и я упал. Я закашлялся, во рту появился вкус виски и кофейного ликера. Поднявшись с пола, я, пошатываясь, побрел в ванную, скрючившись от боли в ногах и в животе. Я был голый до пояса, но на мне до сих пор были брюки и ботинки, в которых я вчера ходил на работу. Облегчившись, я посмотрел в зеркало и застыл от ужаса. Один глаз у меня распух и был фиолетового цвета, вокруг рта засохла кровь или блевотина. Кроме того, на щеке было несколько глубоких царапин, уже начавших покрываться корочкой. Мне пришло в голову, что, пока я валялся у помойки, меня могла оцарапать кошка. Я снял влажные брюки и залез под душ, стараясь вымыться как можно быстрее и как можно чище. Когда я вышел из душа, я по-прежнему выглядел и чувствовал себя ужасно, но не пойти в офис было нельзя. Меня ждала куча работы, а пропустить совещание значило бы отказаться от надежд на повышение.
Я злился на себя за то, что так напился, и дал себе слово больше не пить. Потом я вспомнил, как вчера, перед тем как уйти, сцепился с Полой.
— Пола!
Ответа не было. На что я рассчитывал? Она должна была уйти на работу еще три часа назад.
Я открыл дверь в спальню, и на меня залаял Отис. Я смутно помнил, как вчера, придя из бара домой, орал на него.
— Ладно, не сердись, — сказал я. От лая голову ломило еще больше. — Заткнись, черт тебя дери!
Но Отис продолжал лаять, с рычанием наскакивая на мои ноги, пока я шел в гостиную.
Когда я вчера ночью, в стельку пьяный, явился домой, Пола была в кровати рядом со мной. Но мой вид, скорее всего, оказался ей настолько противен, что она ушла спать на диван.
Или отправилась к Дагу и провела ночь у него.
Я оделся и вывел Отиса. Пес по-прежнему вел себя странно, наверное, обижался за вчерашнее.
Одиннадцатичасовое совещание менеджеров отдела продаж уже шло полным ходом, когда я через заднюю дверь вошел в конференц-зал. Я занял место в конце длинного стола. В конференц-зале было всего семь или восемь человек, считая Боба, который стоял у доски, и, когда я вошел, все они, как по команде, уставились на меня со смешанным выражением отвращения и восторга.
Боб попытался продолжать как ни в чем не бывало, но я до такой степени возбудил всеобщее любопытство, что он наконец обратился ко мне:
— Как вы себя чувствуете, Ричард?
— Все отлично, — ответил я, понимая, насколько смешон мой ответ в сочетании с тем, как я выгляжу.
— Что с вами случилось?
— Я потом все объясню. Правда, ничего серьезного.
Боб стал говорить дальше, речь шла о небольших изменениях в порядке начисления комиссионных.
Когда совещание закончилось и все, кроме нас с Бобом, вышли из конференц-зала, Боб сказал:
— Так что же, черт возьми, с вами произошло?
— Глупейшая история. Вчера вечером мы с женой шли мимо стройки. Один из рабочих стал выкрикивать какие-то непристойности. Пола в ответ его послала, и он ее обматерил. В общем, мне пришлось вступить с ним в драку. И как видите, эту драку я проиграл.
