цедит Марат без злости или осуждения. Тоже просто констатирует факт. Плевать, как это выглядит со стороны, я в монашки не записывалась. При таком-то муже вообще можно сказать: долго держалась.
— Ты что-то хотел? — Чего хочу я: забраться в тёплый салон и уехать отсюда.
— Ты разрешишь взять Каринку на Рождество? Хотел свозить её в Устюг.
— Только её? — вырывается невольно. Не время пока им знакомиться.
— Да, только её. — Марат отводит глаза, с досадой поджимает губы. — Кот… Костя слишком мал, чтобы ехать без мамы.
— Что мешает взять и маму? — интересуюсь невинно.
Он вздыхает и укоризненно смотрит на меня.
— Мы не вместе.
— Что так?
Ладно, играл в драму, когда просил не разводиться, но сейчас-то кто мешает быть с ней, раз столько лет под боком держал? Искренне не понимаю, не из ревности вопрос.
— Оказалось, что она мне не нужна, — отвечает так буднично, словно о вещи рассуждает. Даже холодом пробирает до костей, хотя может, во всём виноват ледяной ветер.
— Ты всегда был таким эгоистом, — говорю, а сама задыхаюсь. Грустно. С одной стороны, жаль, что не разглядела раньше, с другой — не считаю, что потеряла с Маратом годы. Мы были счастливы. Я делала всё, чтобы так было. Считать, что потеряла годы, значит — обесценить всё хорошее, что с нами было, включая рождение Каринки. Нет, я не жалею. Всё хорошо, что вовремя кончается.
— А ты слишком заботилась обо мне, — хмыкает он. Улыбается тепло, солнечно. — Прости, Мась, что так получилось.
Веду плечом, сбрасываю его взгляд, который до сих пор окутывает пушистой шалью. Качаю головой.:
— Если Каринка будет не против, можешь забрать. Только сперва уговори её хотя бы раз встретиться.
— Уже, — теперь он улыбается широко и счастливо. — Она сказала, что если ты не против, мы завтра пойдём погулять. Заберу после школы.
— Сразу после рейса? — хмурюсь.
— Нет. Успею заехать домой, переодеться. А что?
— Ты после ночного рейса всегда ложишься спать. Как ты себе представляешь прогулку?
— Мы пойдём в кино, и я высплюсь там. Шучу. — Марат вздыхает в ответ на моё недовольство. — Поверь, я могу потерпеть несколько часов и не вырубаться на встрече с дочкой. Так как, ты не против?
— Нет. Удачно погулять. И прости, но меня ждут.
Не дожидаясь ответа, спешу к Алексу, который так и ждёт, не обращая внимания на холод. Открывает дверь, пропускает, обходит машину.
— Замёрзла? — спрашивает первым делом. Хватает продрогшие ладони, согревает дыханием.
— Он просил разрешения завтра погулять с Каринкой. — Вижу, что изнывает от нетерпения, но первым ни за что не спросит. Уважает мои границы и желание открываться.
— Она оттаяла?
Алексу отлично известны отношения в нашей семье, я часто жалуюсь ему, получая либо молчаливую поддержку, либо утешительные объятия. Нравится и то, и то. Вообще, присматриваясь к нему, начинаю представлять, как познакомлю с дочкой. Ей точно понравится его квартира. И Граф. Да и сам Алекс вроде бы располагает, а там… кто знает. Пока это слишком смелый и поспешный шаг. Для начала пусть восстановит отношения с папой.
— Не знаю. Завтра увидим.
Он отвозит в небольшой уютный ресторан, где давно зарезервирован столик. Пока разливают вино по бокалам, не спускает глаз, смущая откровенностью в травянистой зелени.
— За свободу, — говорит, поднимая бокал.
— За свободу, — повторяю, не пытаясь разобраться в том, что внутри. Не чувствую себя пока свободной, не так быстро. Да, Марат больше не тревожит сердце, но ведь из памяти его не убрать. Да, фотографии убраны в комод, но его присутствие всё ещё ощутимо. И да, к Алексу тянет, но не настолько, чтобы полностью расслабиться и ответить на намёки, порой слишком прямые, хоть и сдержанные.
— Можно спросить, что ты думаешь делать на Новый год?
— Не знаю, не думала пока.
До праздников чуть больше недели. Новый год — семейный, этот впервые проведу с Каринкой вдвоём. Грустно представлять, вообще этот Новый год, подозреваю, будет самым грустным. Ни родителей рядом, с которыми до сих пор не помирилась, ни мужа. Алекса звать как-то слишком…
— Может, Юльку с мужем позову. — Пожимаю плечами. — А ты?
— Не знаю. — Он смотрит в бокал, крутит в длинных пальцах тонкую ножку. — Я хотел к ним напроситься, но раз ты их зовёшь, не стану мешать.
Отчётливо представляю его перед камином с Графом. И фейерверки за окнами. От этой картины веет одиночеством.
— Приходи тоже, — решаюсь. — Только при условии, что Юлька с мужем согласятся.
Алекс так отчётливо и ярко сияет, что кажется, внутри зажглась гирлянда. Наши бокалы соприкасаются, и я наконец чувствую приближение праздника.
***
Алекс
Давно так не ждал Новый год, правда. Вроде ничего особенно не планируется и не будет, но банально волнуюсь перед встречей с дочкой Агаты. С детьми у меня обычно хорошо выходит, если недолго и без фанатизма. С ними весело, но Карине сейчас не до веселья. К тому же она может воспринять в штыки, если поймёт, что у нас с Агатой что-то намечается.
Мы сближаемся медленно, но верно. Ей сейчас не до секса, хотя не стану скрывать, что думаю об этом едва ли не каждую свободную минуту. Благо их мало в сутках, только перед сном. Не стыдно ни разу: Агата шикарная женщина, невероятно желанная. Влечение к ней дрожит в воздухе, не про тягучую страсть, а про желание быть рядом. Иногда страшно, что она исчезнет, и придётся начинать жить заново. Страшно так привязаться к человеку, которого так мало знаешь.
Иногда хочется сжать в охапку, рассказать, как много стала значить. Но я понимаю, как сильно напугаю признанием, приходится сдерживаться изо всех сил.
Что можно подарить семилетнему ребёнку на Новый год? Она ещё верит в деда Мороза, или уже нет? Надо передать подарок Агате, чтобы положила под ёлку, или подарить лично? Столько вопросов, кому их задавать? Юлька засмеёт, у Агаты напрямую спросить? Решит, что слишком заморачиваюсь. Или — придаю слишком много значения, что подозрительно. А ей что подарить? Сказать — себя?
К тридцать первому смотрю на несколько подарков, потом, скептично, на Графа. Тот меланхолично смотрит, лёжа у камина. Голова на вытянутых лапах, в глазах понимание.
— Влип, да? Сам знаю.
Тяжело вздохнув, собираю всё
