— Погоди ты со своими мемуарами, Казанова! —Вожатый, похоже, нашел подходящее стихотворение. — Вот про пионеров.Слушай:
Третий класс посеял мак,
Не на клумбе, просто так…
Прибежал третий класс
К Анне Алексеевне.
Все кричат: поздравьте нас,
Мы цветы посеяли…
Сеяли как надо, а не где попало…
Вожатый прервал чтение и уставился на воспитателя. Тот тожене остался равнодушным к услышанному.
— Что за шняга? Это ж статья голимая! У нас один джусза это чалился. Посеял мак на даче, а ему ласты закрутили… Три года схлопотал.Кончай мне по ушам ездить!
— Да на, сам почитай! — Кольцов вернул книгуколлеге.
Тот перечитал про себя стихотворение, растерянно похлопалздоровым глазом. После перевернул страницу и вслух, но без выраженияпродекламировал следующий стишок:
И в четвертый класс, и в пятый
Приходил на сбор вожатый.
Он ребятам показал
План на следующий квартал.
— Что ж, — сказал директор школы,—
План толковый и веселый!
В январе костер на льду,
Я же сам туда пойду…
Виктор Сергеевич замолчал, потом еще раз перечиталстих — не померещилось ли?
— Она чего, ширялась? Или траву курила?
— Кто?
— Кто-кто — Агния в пальто! Чего у нее за движуханаркотская? План толковый и веселый, мак… Про герыч,[24]случайно, нет? Или кокс?
— Может, и есть, — неуверенно ответил озадаченныйвожатый. От стихов и вправду попахивало психоделией. А ведь в детствечитали — и ничего! Даже нравилось, наизусть учили…
— И они на этом шнурков… то есть детишек воспитывают?..Да хозяйка нас за такие стишки в карцер запрет! — Сумрак швырнул книгу нараскладушку. — Где эта бритоголовая, как ее… Ленка. Пусть сама сочиняет,раз такое советует!
Но найти Леночку не удалось, она исчезла с борта яхты внеизвестном направлении, оставив вожатого и воспитателя на растерзание детям. Аеще предстояло придумать название отряда.
— Может, «Бедой» яхту назовем? — предложилКольцов.
— Почему «Бедой»?
— Ну, как в мультике одном. По-моему, вполнесоответствует.
— Не, фуфлыжно… Лучше «Муркой». Яхта «Мурка».
— Сейчас… «Мурка». Скажи еще «Гоп-стоп».
— Тоже, кстати, ничего.
Мимо, по веранде, с дикими воплями пронесся табун. Детишкииграли в робокопов.
— Дикари натуральные, — воспитатель с устаткуприлег на раскладушку, — не увернешься — затопчут, аки кони.
— А чего? Хорошее название. Дикари. Все эти«Буревестники», «Романтики», «Алые паруса» — полная шняга, как тыговоришь. А «Дикари» — самое то. И по форме, и по содержанию. И главное, незаезжено. Девиз придумаем, речевку тоже.
— А гимн?
— Будет вам и ксива, будет и свисток… А что это вы,товарищ воспитатель, разлеглись, в натуре? Идите детей воспитывайте, чтобы невыросли такими, как вы. Слыхал, что начальница сказала? У них переходныйвозраст. Что заложим, то и получим.
— Пускай сами воспитываются. А у меня тихий час.
Тихий час затянулся на три. Кольцов тоже решил отдохнуть, ноне в вонючей каморке, а на свежем воздухе. Прилег на травку рядом с домиком,придумывая речевку, и нечаянно выключился. Проснулся он от того, что кто-тонежно тряс его за плечо.
— Евгений Дмитриевич… Евгений Дмитриевич!
Кольцов вздрогнул, открыв глаза. Перед ним на корточкахсидела Леночка Бичкина. По угристому лицу гуляла паника. Словно в лагереобъявили воздушную тревогу.
— Что случилось?!
— Виктора Сергеевича пришили!
Бывший оперуполномоченный, услышав знакомое слово, мгновенновскочил на ноги.
— Кто?!! Где?!!
— Не знаю… Там, в вашей комнате!
Не дослушав Леночку, вожатый бросился на борт яхты. Мысли,посетившие его в тот момент, не поддаются логическому анализу. Сплошная овсянкаи винегрет. «Кто, зачем? „Глухарь“! Менты приедут, колоть будут! В зону сноваотправят. Линять надо — в тайгу, к ежикам…» И в таком же духе. Хорошо,домик был рядом. Иначе случилось бы страшное. Перемкнуло бы, пока добежал.
Леночка ничего не напутала. Виктор Сергеевич действительнооказался пришит. В прямом смысле этого слова. Нитками. Суровыми.Крепко-накрепко. К матрасу. За тельняшку, шорты и даже носки. Лицо педагогаснова не поддавалось никакому словесному описанию. Комикс «Человек-мудак—II».
— Ну, шкеты! Пришили, мать-перемать! Я думал, меняпаралич скрутил! Чего стоишь?! Помоги…
Самостоятельно выбраться из западни воспитатель был не всостоянии — пришили его грамотно, большими стежками, даже с раскладушки невстать. И нитки порвать невозможно.
Кольцов перевел дух. Потом загоготал. Сам же учил напарника,что такое пришить.
— С прописочкой вас, Виктор Сергеевич! Отличносмотришься… Кто это тебя так?
— Ну не сам же, — положенец попытался вырваться,но безуспешно. — Эти, дикари… Убью чертей!..
Конечно, переживать было из-за чего. Над крайне уважаемым вблатном мире человеком надругались самым страшным и циничным образом. А если бего сейчас увидела братва или тот же Паша Клык? Все, конец карьере… Лучше быдействительно пришили, в смысле — заточку загнали. А теперь на нем позорнесмываемый. Слухи по всей стране поползут и Интернету.
Кольцов вытащил из тумбочки бритву и кое-как надрезал нитку,потом оторвал одежду коллеги от матраса руками. Разъяренный воспитатель пулейвскочил с раскладушки, влез в кеды и со словами «Убью, заморыши!» сделал шаг кдверям. Но тут же с диким матом рухнул обратно.
— Что такое?! — испугался Евгений Дмитриевич.
Виктор Сергеевич, морщась от боли и продолжая материться,осторожно стянул кеды.
Ступни напоминали подушечки для иголок. Только вместо иголоких украшали канцелярские кнопки максимально существующего размера. Многокнопок. Как на доске объявлений.
— Остроумно, — подметил вожатый. — Больно,наверное?
— Что ж они творят, падлы? — чуть не плача,положенец принялся вынимать кнопки. — Даже цирики в карцере так небеспредельничали. Садисты натуральные, мать-перемать…
