его личность, соберите сведения о родственниках, попробуйте узнать, где проживали его жена и дочь. Выясните все, что можно. Потом решим.
Когда наступил вечер и на город стали опускаться сумерки, Дерибас вызвал к подъезду автомобиль и сказал шоферу:
— Покажи мне город.
— Хотите к реке, на утес?
— Давай, посмотрю, какой Амур. Ведь недаром про него песни сложили.
Поехали по улице Карла Маркса до конца, вышли на небольшой площади и пешком прошли на утес, который скалистым мысом вдается в Амур. Под ногами внизу, вдаль и вширь, раскинулась могучая река, кое-где еще покрытая льдом. Был конец апреля, ледоход прошел недавно, и на закраинах осталась наледь, а на дальних плесах местами лежал снег. Слева вдали виднелись склоны Большого Хехцира — высокие холмы, покрытые таежным лесом. И все это казалось сказочным в сиренево-синем свете наступающей ночи.
Внизу зажглись фонари. Пристань, где пришвартовывались суда и слышался стук бревен, стала только угадываться. Сиплые гудки пароходов время от времени прорезали таежную тишину. С реки подул холодный ветер. Дерибас поднял воротник пальто и прошел на другую сторону утеса, где была уже кромешная тьма.
Следовавший за ним шофер нарушил молчание.
— Вам рассказывали, что произошло на этом утесе?
— Нет. А что?
— В сентябре 1918 года в Хабаровск вместе с японцами ворвались белоказаки атамана Калмыкова. Они захватили шестнадцать военных австро-венгерских музыкантов, выстроили их на этом утесе и приказали играть гимн «Боже, царя храни». Те отказались. Калмыковцы пригрозили расстрелом. Музыканты были одеты в рваные пальто, на ногах — истрепанные ботинки. Длинные волосы развевались на холодном ветру. Лица были истощены от недоедания. Но держались гордо. И без слов они поняли друг друга. Музыканты достали из футляров свои инструменты, один из них вышел вперед и взмахнул смычком. «Вставай, проклятьем заклейменный…» — грянул гимн. Калмыковцы взревели от бешенства. Все музыканты были расстреляны. Их тела падали с кручи в Амур.
Дерибас низко опустил голову и тихо переспросил:
— Здесь, на этом утесе?
— Да.
— Аптека… Аптека… — Дерибас уже стал забывать эту свою поговорку, но сейчас невольно вспомнил. Он тоже был интернационалистом и за это боролся.
— Что вы сказали? — не понял шофер.
— Да так. Не обращай внимания.
— Мы люди не мстительные, — сказал Дерибас после небольшой паузы. — Но как могут ходить по земле такие, как Белых! Пусть не ждут пощады!
Повернулся и молча пошел к машине.
Евгения Лангового откомандировали с пограничной заставы на учебу в Хабаровск весной. Он поселился в общежитии. С утра уходил на занятия, питался в столовой, а по вечерам занимался в читальне при городской библиотеке, что на улице Карла Маркса. Там ему очень нравилось, так как было тихо и спокойно, можно было заказать любую книгу, а при необходимости обратиться за консультацией. Возвращался он в общежитие обычно часов в одиннадцать вечера.
Ланговой учился прилежно, новые науки его увлекали, но к городской жизни привыкал с трудом. Родился и вырос он в Сибири, в таежном раздолье. Его отец — крестьянин — с детства приучил сына к охоте, и больше всего любил Евгений походить по лесу с ружьем. Он хорошо ориентировался в тайге, умел выследить зверя и стрелял без промаха. И его все еще тянуло в тайгу.
Незаметно пролетело два месяца учебы. Однажды в середине дня после обеда в столовой Ланговой шел в читальню в своей форме пограничных войск. Неожиданно он обратил внимание на девушку, которая стояла на остановке.
«Оля! — Ланговой весь вспыхнул. — Неужели она?» Подошел поближе — ошибки нет. Это действительно была Ольга Ремизова. Ланговой тихо произнес:
— Здравствуйте, Оля. — Лицо его светилось.
Девушка обернулась и приветливо ответила:
— Здравствуйте.
— Вы здесь? Почему?
— Я приехала к брату. Он здесь служит… А вы?
— А я учусь. Помните, я говорил вам? Тогда заехать не успел… Вы очень спешите?
— Нет. У меня есть время.
Они прошли в сквер, оттуда — на набережную Амура. Было начало лета. Деревья распустились, и все расцветало. Амур раскинулся широко.
— Вы будете здесь жить? — спросил Ланговой.
— Хочу устроиться на работу в Хабаровске…
Они долго гуляли по улицам города. Ольга рассказывала о своем селе, о своих планах. Ланговой слушал, говорил о себе. Потом Ольга вспомнила:
— После того как вы были у нас дома, явился к нам Романишин. Помните, я передала вам письмо для него от генерала Сычева?
— Да, да. Вам вернули это письмо?
— Письмо мне вернули, и вовремя. Романишин явился на следующий день и стал расспрашивать о казацких атаманах… Да пропади они пропадом. Надоели они мне все. Я передала Романишину письмо. Он интересовался, не вызывали ли меня на заставу. Я ему объяснила так, как вы просили, — письмо никому не показывала…
Они встречались почти, каждый вечер. Ольга выглядела еще краше, и когда Евгений Ланговой и Ольга шли по улице, то на них обращали внимание прохожие: «Какая красивая пара!» От этих слов Ольга краснела.
Однажды Ланговой привел ее в клуб ОГПУ. Там давали концерт артисты, приехавшие из Москвы. Ольга и Евгений были увлечены концертом, мало разговаривали и только изредка посматривали друг на друга. Ольга ни разу не видела ничего подобного. Несколько раз в Харбине она была в ресторане, где выступали артисты-эмигранты. Ольга больше расстраивалась, чем получала удовольствие: артисты и гости тосковали по Родине. А здесь ее наполняло совсем другое чувство.
Так пролетел месяц. Наступили жаркие дни, и в свободное время они отправлялись купаться. Голубая теплая вода Амура словно ласкала. А затем лежали на горячем песке.
Ольга быстро привыкла к жизни в Хабаровске. Брат устроил ее работать на строительство нефтеперегонного завода. Но однажды случилось непредвиденное.
Закончив работу на стройке, Ольга пришла на остановку автобуса. Неожиданно ее окликнули. Ольга обернулась. Рядом стоял Романишин.
— Ах, Петр Савельевич, здравствуйте. — Девушка стушевалась.
— Пойдем, Оля, пройдемся, — предложил старый казак.
Ольга с тоской посмотрела на подошедший автобус и тихо спросила:
— Куда, Петр Савельевич? Может быть, проедем к брату Ивану?
— А Иван дома?
— Да. И его жена Настасья. Я вас познакомлю.
— Нет, Оля. Поговорить мне с тобой надо. А там разговор не получится.
Ольга удивленно вскинула глаза. Романишин пояснил:
— Дело у меня к тебе есть. Пойдем лучше в парк. Я тебя долго не задержу.
Они шли по улице молча. Ольга гадала, что за «дело» у Романишина к ней.
Вечер был теплый. Деревья в небольшом парке затихли, отдыхая от дневного зноя. Было безлюдно.
— Просьба у меня к тебе, Оля, — вкрадчиво начал Романишин. — Записочку нужно отвезти…
— Куда?
— Тут недалеко. Но день-два потратить нужно.
— А почему я? Ведь я работаю…
— Сам я
