Соня заткнулась и закусила нижнюю губу. Мне впервые за последнее время стало её жаль.
— Ты мог бы и повежливее быть со своей беременной супругой, — заметила я.
— Отставь нас! — бросил отец, и Соня пулей выскочила из-за стола. Отправилась наверх плакать. Но она знала, с кем связывается: отец любил быть грубым и резким с тем, кто от него зависел. Чтобы помнили. И не зарывались.
— С кем ты летала?
— С Дмитрием Ледовским, — выпалила я.
Ожидала чего угодно: бокала в голову, ругани и мата, даже вдергивания скатерти со всей посуды на пол. Отец дома часто бывал несдержан, считал, что так показывает, что он альфа-самец в стаде. На людях, благодаря стараниям моей матери, он умел показывать интеллигентный лоск и христианское смирение.
Но ответом мне была зловещая тишина. Я даже слышала, как шелестели ветки под окном.
— Вот, значит, как — начал он таким спокойным тоном, что я почувствовала: мне конец.
— Я понимаю, что ты думаешь, — пробормотала я, уткнувшись в тарелку.
— Понимаешь? Шлюха, как и твоя мать!
Надолго его спокойствия не захватило. Отец вскочил, отбросив стул, что он жалобно затрещал. На звук прибежала нанятая для вечера горничная, и ей в голову полетел коньячный бокал. Пустой.
Я медленно встала, борясь с желанием немедленно бежать. Но нет, я ему не доставлю такого удовольствия. Пусть выслушает!
— Моя мать — лучшее, что с тобой случилось! Жаль, чтобы настолько примитивен, что её не оценил!
Отец побагровел и ослабил галстук. Я вдруг побоялась, что сейчас его хватит удар. Нет, этого я вовсе не хотела!
— Вон из моего дома! Ты мне больше не дочь!
— Вызвать скорую? — спросила я, видя, что он еле добрёл до диванчика. Но отец так свирепо посмотрел на меня, заматерился отборными ругательствами, что оставалось взять сумку и выйти.
Кажется, он что-то кинул вослед, но я не остановилась и не оборачивалась.
— Когда он выкинет тебя, приползёшь на коленях! Глупая сучка!
И ещё много чего я слышала. Но понимала: не приползу. Захочет помириться, пусть звонит. Но и здесь понимала: не станет пока. Пока у него будет новая надежда — сын.
А я сумею о себе позаботится сама.
— Оставь ключи от квартиры!
— Это квартира досталась мне в наследство от матери. Обойдёшься!
И снова что-то шмякнулась слева от меня. И полились ругательства, окатив меня не хуже дождя за порогом.
Давно бросила курить, а вот сейчас захотелось.
Я стояла под дождём, не чувствуя холода. Я была словно раскалённая сковородка, тряслась, как в лихорадке, и мне хотелось, чтобы дождь не заканчивался. Сесть на скамейку в саду и сидеть, пока не придёт зима.
Не для того, чтобы вымолить у отца прощения, я не считала себя виновной, но чтобы не действовать. Не думать. Не идти куда-то. Или прийти домой, окутаться одеялом, как коконом и выключить телефон.
Но я преодолела оцепенение и медленно пошла вперёд. Кивнула охраннику у ворот и вышла на улицу. Надо было вызвать такси, но у меня не было сил. И желания. Хотелось прогуляться.
Так и побрела до автобусной остановки. Здесь транспорт ходит круглосуточно.
За спиной послышались шаги. Я обернулась, ожидая увидеть кого угодно, но не его. Дмитрия. Он шёл под чёрным зонтиком, внезапно выступивший из темноты ночи. И молча привлёк меня к себе, поцеловав в кончик носа.
Я думала, что заплачу, буду жаловаться на отца, но всё это теперь показалось излишним. Он знал, что между нами произошло. Знал и просто поддерживал меня.
Обнявшись, мы пошли дальше. А дождь усиливался, стеной отделяя нас от прошлого, оставленного позади. Я ни разу не оглянулась. Пока это было мне не нужно. Неважно.
Важно было лишь тепло его тела, от которого я, наконец, перестала дрожать.
Конец
