тело. Слова больше не лезут в голову, потому в воздухе так и висят те идиотские.
Непонятно, сколько это всё длится. Напяливаю на себя рубашку скорее монотонными движениями, чему-то усмехаюсь.
А потом мы одновременно нарушаем паузу.
— Я не способен на нормальный разговор.
— Ты боишься.
Глава 28. Ева
Я хотела сказать немного другие слова. Более проникновенные, более цепляющие — те, что помогли бы нам обоим. Но вдруг понимаю, что вырвались у меня самые точные. Жёсткие, но правдивые. И, наверное, нужные.
Жаль только, что одновременно с признанием Ильи. Он хоть и говорил скорее насмешливо, но вымученно как-то. Наверное, поэтому я не решаюсь добавить что-то ещё. Некоторое время молчим.
И придвинуться ближе не решаюсь, хотя на какой-то момент был такой порыв. Но потом вспомнилось, до чего у нас почти дошло, а потому не стала.
— Зато ты дофига смелая, — неожиданно нарушает молчание именно Илья.
Он сказал это как-то монотонно, без особых интонаций. Так, что я даже не понимаю, это сарказм был, намекающий на мои постоянные попытки оттолкнуть Илью; или, наоборот, признание качеств, позволяющих мне порой даже безрассудно кидаться в самые разные обстоятельства ради целей, которые наметила.
Хотя даже неважно, что он имел в виду. Даже если осуждал мои неуёмные попытки соваться туда, куда, по его мнению, не стоило. Главное — я знаю, ради чего. А потому не боюсь и не сожалею.
— Ты тоже смелый, — неважно, с каким посылом Илья ко мне обращался, я говорю мягко и уверенно. — Я редко видела настолько смелых людей, как ты. А потому когда ты боишься, и мне страшно.
Он бросает на меня недоумённый взгляд, но не отвечает. Но мне и не надо пока… Я на удивление знаю, что дальше говорить. А ещё это легко даётся. Я, конечно, всегда была открытая, но не ожидала, что и в таких вопросах буду. Тем более, с Ильёй, одно присутствие которого волнует и влияет на меня так, как представить себе не могла.
— Когда я увидела эти файлы, мне было не так страшно, чем когда… — ком в горле едва позволяет продолжить, а Илья отворачивается. Но в его взгляде я успеваю увидеть, что попадаю в точку не только уже сказанным, но и тем, что подразумеваю и вот-вот добавлю. Оно и неозвученное уже в воздухе повисает.
Уверена, что меня с секунды на секунду остановят. Илья сейчас скажет что-нибудь пренебрежительное, даст понять, что я развожу драму на ровном месте и лезу, куда не стоит.
Но он молчит.
— Чем когда я поняла, что ты готов умереть, — дрожащим голосом говорю. Даже в мыслях это формулировалось менее жутко, чем сейчас, когда произношу. Страшно поверить в смысл собственных слов, сознавать их того хуже. Но я продолжаю. — Ты делаешь вид, что не воспринимаешь болезнь всерьёз, но правда в том, что ты не воспринимаешь так жизнь.
Офигеть просто. Слова льются сами собой, и каждое новое бьёт по мне так, что даже не представляю, как тогда их воспринимает Илья, ведь удары в цель. Чувствую это всеми фибрами души. Меня даже трясёт, причём похлеще чем когда стояла в кабинете Виктора, сжимая найденные файлы в руках и глядя в них мёртвым взглядом. Собственные выводы шокируют, хотя ведь возникли в подсознании едва ли не сразу тогда.
Глаза Илья немного щурятся, скользнув по мне нечитаемым взглядом.
— Потому что боишься, — уже более твёрдо выношу вердикт. Хотя внутри разрывает просто, но голос больше не предаёт.
Скорее, наоборот, — обретает силу, будто тоже сознаёт необходимость достучаться до Ильи. Но тот лишь усмехается.
— Тебя уже несёт, — непривычно язвительно отвечает.
Но теперь хотя бы не молчит.
— Ты боишься, что если втянешься в эту жизнь, искренне полюбишь её, то и ощущение реальности болезни обострится, — не поддаюсь я, с каждым словом только больше обретая уверенность. — И тогда ты поймёшь, что тебе страшно от неизвестности. Тебе страшно даже от мысли о том, что ты можешь попрощаться с этим миром и с людьми, которых ты любишь. Ты не хочешь этого чувствовать, ты не хочешь думать об этом. А потому решил, что проще ко всему относиться несерьёзно. Вот только на самом деле ты лишь подавляешь чувства. Все, включая чувства и других людей. Ты внушил себе, что и мы все вокруг не относимся к тебе и происходящему с тобой серьёзно. И что поэтому необязательно посвящать нас в свои слабости.
От сказанного я распаляюсь так, что даже не сразу осознаю, сколько всего выпалила. И совсем не так красиво и вдохновляюще, как хотела бы. Скорее, просто выплеснула свои чувства.
Но ведь они совпадают с тем, что на самом деле испытывает Илья...
Да, я говорила с обидой, потому что не могу принять, что он способен вот так просто всё от себя оттолкнуть. Саму жизнь. Да они рискует ею чуть ли не каждый день. Чтобы что?
Смотрит на меня скептически. Причём очень даже убедительно — будь я менее уверенна в себе, в сказанном, в нас, — могла бы сдаться.
— Ева, блин, — морщится Илья, словно уловив мою решимость.
Так и чувствую, что он хотел выругаться куда крепче. Едва сдержался. Да и замолчал, то ли подбирая слова, чтобы меня остановить, то ли считая, что и этой попытки достаточно.
Только вот куда там.
— Ты ведь любишь меня, — порывисто придвигаясь, неожиданно даже для себя говорю. — Ты любишь меня, я знаю. Но тебе проще переводить всё в постель, чем признать, что между нами происходит. Ты не хочешь быть со мной уязвимым, ты боишься позволить мне быть рядом в любых обстоятельствах.
В голове шумит кровь, меня ещё немного трясёт. Но совсем не потому, что я говорю Илье слишком смелые и обезоруживающие меня саму слова или боюсь, что оттолкнёт опять. Я ведь больше не беспокоюсь ни о его флирте с другими девушками, ни о том, в прошлом ли он, — знаю, что да, и убеждаться ни к чему. Не беспокоюсь я ни о том, что Илья пытался держать дистанцию со мной, ни тому, как легко в драки лез. Знаю причины этому, уже озвучила ему и готова повторить, если надо.
Зато смысл сказанного не отпускает меня настолько, что и дрожь по телу, и голос немного срывается. Ведь даже не представляю, как сломать эту оборону, если Илья и разговаривать
