рассказывай все без спешки. Начиная с того самого момента, как вас их светлость князь Григорий Александрович перед самой войной инспектировал. Все остальное, перед этим, я и сам вроде как знаю. В первую очередь про семью мне подробно расскажи, как в поместье твоем в Калужском дела обстоят? Ты же, как я слышал, знатный затейник. Про бугское стояние еще поведай, ну и потом уже о самой военной кампании. Как вы турок с Суворовым бивали, я, конечно же, и так знаю, ну да с твоих уст все происходящее мне тоже будет интересно услышать. Так что давай, рассказывай во всех подробностях и не стесняйся.
Неспешно текла беседа. Толстой завел двух вестовых с подносами, они быстро выставили чайные приборы и все принесенное на дальнем конце стола. Пересели туда, и барон сам разлил из фарфорового чайника по небольшим чашечкам черный ароматный напиток.
– Лимон, сахар бери, а это кизиловое варенье, ох и изумительное! Рекомендую, – генерал показал на небольшую стеклянную вазочку. – А вот это сахарное печенье, самой матушке императрице точно такое же каждое утро подается. Хм, а ты ведь у нас английских чайных традиций придерживаешься? – кивнул он на стоявший тут же молочник. – Лей, лей, не стесняйся, «англичанин».
– Ну, чего же сразу англичанин-то, ваше превосходительство? – фыркнул Лешка. – Вся Азия давно уже, небось, тысячелетиями вот так же с молоком чаи пьет. В Тибете без молока и масла его вообще даже не приемлют. Да и у нас в Поволжье и на Урале у местных народов такое дело тоже в порядке вещей. Эту традицию уже сами бритты у других переняли да потом ее за свою выдали. А все у них с чего пошло-то? С того, чтобы тонкое стекло их дорогих чашек не трескалось от крутого кипятка, лить прежде в них это самое молоко.
– Смотри, какой образованный, – покачал головой Генрих Фридрихович, – Тибет, Азия, тонкое стекло британских чашек. Ты, небось, также как и твой обожаемый Суворов, по десятку иноземных газет себе выписываешь? Признайся, Алексей.
– Да нет, ну что вы, ваше превосходительство, – покачал головой Егоров. – Куда уж мне столько, да еще и на чужих языках читать? Так, если только по случаю, да и то лишь когда на долгое квартирование с полком встаем. А во время похода совсем не до того мне.
– Ну да, в походе уж точно не почитаешь, – согласился с Алексеем генерал. – По твоему рассказу вижу, что по последнему выходу на Бухарест и особенно по отходу на свои прежние позиции за Серет у тебя много всяких вопросов осталось. Думаешь, небось, что кинули войска неизвестно для чего на Журжи, а потом так же стремительно их вывели обратно. Людей потеряли впустую под Арджешем, а самое обидное, что отступить перед неприятелем пришлось. Опять штабные и генералы чегой-то на верхах напутали! А полкам и ротам за их дурь пот и кровь проливать! Ведь так, ну, так, признайся, сейчас в войсках говорят? Небось, не только лишь солдаты и унтеры, но даже и офицеры между собой ворчат и начальство почем зря за это бегство из Валахии склоняют.
– Ваше превосходительство, мой полк, да и вся наша третья дивизия генерал-аншефа Суворова, с поля боя не бежала, – играя желваками, медленно проговорил Егоров и, встав со своего места, одернул мундир. – Не было бы приказа на срочный отход – так и дальше бы там турок били! Неприятель своей кровью берег Арджеша залил! Знамя алая и шесть бунчуков трофеем потерял.
– Сядь, Алексей, – с улыбкой глядя на покрасневшего полковника, проговорил барон. – Садись, я сказал. Чего ты, как воробей перед дракой-то, взъерошился? Давай, давай, чашечку в руки и чинно, благородно отпивай чаек по малому глотку. Отпивай да слушай, что я тебе сейчас говорить буду. Вот так, молодец, выдохни уже, – усмехнулся он, увидев, как Алексей потянулся за своей чашкой. – Солдаты и молодые офицеры могут и должны ворчать, не понимая, для чего на войне совершается тот или иной маневр. Ибо они видят лишь только того противника, который находится прямо перед собой, и не могут заглянуть за сто, двести, триста верст, а то и за целую тысячу и даже более того. Командиры же, ответственные за большое войско, как раз и должны уметь заглядывать за эти самые версты. Они должны собирать самые разрозненные сведенья о противнике воедино и должны учитывать все опасности и беды, грозящие их солдатам. Это я уж так, упрощенно сейчас говорю. А вообще сведенья приходится собирать не только лишь о своем явном противнике, но и о затаившемся, притворяющемся тебе сейчас другом или нейтральным, но готовящим за твоей спиной свой коварный удар. Даже за союзником, да, за самым настоящим союзником, Егоров, приходится следить, ибо это сейчас он твой союзник, а завтра самым злейшим врагом вполне себе может стать. Про ту ловушку, которую вам приготовили под Журжи турки, ты уже и сам все знаешь. Про армию визиря, переправлявшуюся через Дунай с целью вас отрезать с севера, Суворов тоже, небось, уже рассказал. Поэтому понимание, почему вам был отдан приказ срочно войска отводить, ты имеешь. Не понимаешь только, наверное, для чего вообще нужно было третью дивизию армейскому командованию вперед кидать.
– Союзников выручать, – проговорил тихо Егоров.
– Ну да, и их тоже, – кивнул, соглашаясь с ним, барон. – На момент вашего выхода между нами и австрийцами действовал союзный договор о взаимопомощи, и дать возможность туркам добить потрепанные войска принца Кобургского мы никак не могли. Третья дивизия свою задачу выполнила полностью: она прикрыла своих недавних союзников от неприятеля, а еще и оттянула на себя войска визиря в Валахию, дав этим самым нам возможность закрепиться перед Дунаем с севера, развернуться и подготовиться к будущему наступлению. А что ты так удивленно на меня смотришь, Егоров? А ну-ка, пошли к карте, пошли, пошли, – махнул он рукой Алексею. – Вот, смотри, это Дунай, от него-то мы и будем тут отталкиваться, дабы понимать, что и к чему. Еще два месяца назад мы имели общую линию соприкосновения с турками с запада на восток в семь сотен верст, растянув на всем протяжении свои войска. На западе, конечно, с нами заодно были войска принца Кобургского, но это те еще вояки, что, в общем-то, и показало их сражение под Журжи. Без русского солдата цесарец не вояка! После позорного для австрийцев Рейхенбахского конгресса они вышли из состояния войны с Турцией и встали по реке Серет, которая является местом разделения бывших противников. Тем самым, даже не являясь уже нашими
