из-за руки. Стешан узнал. Он… в общем, предложил ему обезболивающее. А вы же знаете, какие люди под флойтом… Хотя откуда же вам знать… Короче, он сделал ему инъекцию. И себе тоже, на деньги Нико. Потом еще — Нико его сам попросил. Подсел он мгновенно. Стеш так и принимает время от времени, не слишком часто. А Нико очень быстро…
Я замолчала. Ничего удивительного, что Нико подсел. Однажды мы с Коди пробовали флойт, и я знала, как мир меняется, стоит тебе его принять. Краски становятся яркими, люди вокруг — прекрасными, мусор на улицах превращается в волшебные цветы, серые бетонные коробки кажутся фантастическими дворцами… Мы с Коди сидели в комнате нашего соседа, где под ногами хрустело битое стекло, а на столе месяцами плесневела посуда, и видели вокруг себя шикарный ресторан, из окон которого открывается вид на пляж и море с мерцающими в нем огоньками планктона. Не знаю, что мерещилось нашему соседу, но тоже что-то хорошее. Я никогда не видела, чтобы он так светло улыбался. Все дело в том, что ты видишь мир и не видишь его одновременно. Флойт вытаскивает из твоего мозга все самое приятное, что только может быть. Вот почему он так популярен в Гетто. Вот почему подсел Нико — ему-то, наверное, жить тут было совсем невыносимо. Жаль только, мозги от него превращаются в кашу за несколько месяцев.
— Когда он понял, что уже скоро конец, он взял мой комм, потом вернул — уже с приложением. Он правда ведет себя как Нико. Как нормальный Нико, до флойта. Я с ним… очень много разговаривала.
— Рита, я понимаю, вы относитесь к нему как другу, но это не Нико. Это голосовой помощник и, видимо, набор каких-то не совсем легальных программ.
— Вы говорите прямо как Эме, — пробормотала я.
Хотя Эме, конечно, обычно выражалась иначе.
— И я не хочу вас расстраивать… еще больше, но рано или поздно ваш комм все равно сломается.
— Да знаю я!
На самом деле, я удивлялась, что этого до сих пор не произошло. Все же мой комм не из шикарных и дорогих, да и лет ему было порядочно.
— Думаете, вы сможете перенести это приложение на новый?
Я покачала головой. Не то что бы я не пыталась. Мы с Коди хотели. Перенесли всю информацию… кроме Нико. А сам Нико нам в этом деле помогать отказался — сказал, что не может. С тех пор я стала обращаться с коммом осторожно. Очень-очень осторожно.
— Я мог бы попробовать, — предложил Кару.
Я помотала головой.
— Вы просто надеетесь вытянуть оттуда информацию, — сказала я. — Не делайте вид, что вам есть дело до меня и Нико.
— Это игра с ненулевой суммой, — улыбнулся он.
Я не хотела говорить, что ничего не поняла, но он, видимо, и сам догадался.
— Вы будете в выигрыше — с новым коммом, я тоже — с информацией. Оба выигрывают, понимаете?
— Это при условии, что вы все не сломаете.
— Я, наверное, не упоминал, что двадцать лет занимаюсь имплантами?
— Это не имплант. И вы сами сказали, что не понимаете, что это такое. И никто в вашем Сити не поймет.
— Тут я бы поспорил, — пробормотал Кару. — Моя жена — очень талантливый программист.
Вот только его жены тут и не хватает.
— Так или иначе, он явно сделал с вашим коммом что-то еще, кроме установки приложения.
— С чего это вы взяли? Что это значит — что-то еще?
— Рита, подумайте сами — сколько нужно свободного места, чтобы записать свои воспоминания?
— Ну… Много?
— Много… Хотел бы я видеть, как это «много» поместилось в ваш комм. И в каком виде там теперь хранится информация, — пробормотал Кару, явно разговаривая уже не со мной, а сам с собой. — Мне правда жаль, что этот парень погиб. И не только потому, что он, видимо, был неплохим человеком. Я бы взял его на проект «Эндокор», не думая ни секунды.
Его слова пробудили у меня смутные воспоминания.
— Эндокор… Это что-то, связанное с Анне, точно?
— Откуда вы знаете?
— Слышала, как они с Теодором о чем-то таком говорили, — я наконец вспомнила цифры, мерцающие на руке Анне, и во мне всколыхнулась волна любопытства. — Что это такое?
— Это совсем новый комплекс имплантов. Не забивайте голову.
Перед глазами вдруг во всех подробностях встала сцена, как Анне одним движением уложила Акселя, и я уставилась на Боргена Кару, приоткрыв рот.
— Это же незаконно, — прошептала я.
Не то что бы я была таким уж законопослушным гражданином. Но есть же разница — увести из магазина горсть протеиновых батончиков или сделать какое-то чудовище и отпустить его разгуливать среди людей.
Сколько бы пробелов ни было в моем образовании, это даже я знала: все эксперименты по радикальному усовершенствованию человеческого тела — не важно, генетические ли или с помощью имплантов — были запрещены вскоре после Гражданской, потому что Галаш успел наворотить со своими солдатами чего-то такого, от чего у наших волосы зашевелились на всех местах, только поддержка Северного союза и спасла. В моем расширенном курсе по истории целых три лекции посвятили сражению при Караге.
— Вовсе нет.
— Вовсе да! Я же видела, как она двигается, она одним ударом отправила отдыхать такого громилу, который должен был всю нашу компанию по стенке размазать! Не держите меня за полную дуру, это, — я изо всех сил напрягла память и с облегчением вспомнила нужное место из учебника, — пятнадцатый параграф Радостокского соглашения, «Манифест Феникса» или как его там.
— Рита, у Анне просто встроенный вертикализатор тела, — произнес Борген. — Она сломала позвоночник, оказалась парализована, у нее был выбор — провести всю жизнь в инвалидном кресле или пойти в экспериментальную программу и встроить в свое тело… в общем, много всего. Вертикализатор позволяет ей двигаться, ничего более. Она умела драться и до операции и неплохо этим зарабатывала. Даже работала телохранителем.
Я чуть не рассмеялась, вспомнив, как впервые увидела Анне. Я тогда подумала, что у нее должен быть телохранитель. А она, оказывается, сама может любому надрать задницу.
— Честно говоря, до аварии ее физическое состояние было куда лучше, чем сейчас, все-таки чудес не бывает, — продолжил Кару. — Так что никаких сверхчеловеческих способностей. Это законно… просто очень дорого.
В этом я не сомневалась.
— Она работает на батарейках, — сказала я, вспомнив разговор, которому была свидетелем.
— Чем, по вашему, я тут занимаюсь — подпольно конструирую биороботов? — спросил Кару уже с раздражением.
Я, вообще-то, об этом особенно не задумывалась.
— Ну, вы делаете импланты, — сказала
