class="p1">Степан решил задержанием не стращать. А выгонять Бородаеву он и не собирался. Он ведь очень хотел с ней поговорить, фактически эта лисица сама вышла на ловца.
– Хорошо. Уже хорошо.
– А было плохо?
– Да соседи дикие попались, но сейчас все нормально. Чистосердечное признание написал, отдельную камеру получил. Мягкий матрас, теплое одеяло, чистое белье… Шерстяные носки в сумку положила?
– Теплые носки? – Куда больше Бородаевой хотелось спросить про чистосердечное признание.
– Для этих тоже. – Степан выложил на стол фотографии Николая и Антона Хохряковых. При этом он внимательно смотрел на девушку. Но не увидел по выражению лица, чтобы она их узнала.
– Кто это?
– Подельники твоего брата… Ничего, что мы на «ты»? Ты же как бы у меня в гостях, мы теперь как бы друзья, – подмигнув Даше, сказал Степан.
– Ну, конечно! – одними губами, но широко улыбнулась Лена.
– Вот я и говорю тебе по-дружески, что брату твоему бояться нечего. За угнанную «Ниву» придется ответить, не более того.
– За какую угнанную «Ниву»?
– Из которой в меня стреляли. Брата твоего там не было, а эти ребята были.
Степан нарочно не называл Хохряковых по именам и, тем более, по фамилии. Возможно, Бородаева отправилась к нему по личной инициативе, но не исключено, что ее отправил Сафрон. Ситуация для него сложная, напряженная, нужна свежая информация о ходе следствия, а Бородаева дама хитрая, пронырливая, вдруг что-нибудь да и вытянет из Степана. Если так, то, возможно, где-то под юбкой у нее прячется «жучок» и Сафрон слушает разговор в прямом эфире. Именно поэтому Лена сама могла назвать братьев по именам, чтобы Сафрон понял, о ком речь. На эту ошибку Степан и рассчитывал.
– Что за ребята?
– Очень плохие ребята. Но если ты подаришь им по паре шерстяных носков, они скажут тебе спасибо.
– А они уже у вас?
– Пока нет, но все к этому идет.
– Они стреляли в тебя?
– Ну, если верить чистосердечному признанию твоего брата. Я, например, верю, а ты?
– А я не знаю. Понятия не имею, что там произошло.
– Но за брата переживаешь?
– Очень!
– А за Сафрона?.. Это ведь он меня заказал?
– Сафрон? Тебя?! – как-то не очень убедительно удивилась Бородаева.
– А что, поводов у него для этого нет?
– Я откуда знаю, есть у него поводы или нет? Мы с ним без году неделя!
– Чего же ты тогда удивляешься?
– Я не удивляюсь. Я про брата хочу знать!
– Нормально с братом будет, отсидит лет пять и домой вернется. А Сафрону лет пятнадцать сидеть.
– Да плевать мне на Сафрона!.. Я брату хочу помочь!
– Сдай Сафрона, брату это зачтется.
– Как я могу его сдать, если я ничего про него не знаю?.. Я вообще ничего не знаю!
– Сумка у тебя в машине?
– Какая сумка?
– С вещами. Пойдем, отдашь мне, я ее завтра Лёне передам. В знак нашей дружбы, – усмехнулся Степан.
– Да нет никакой сумки! Если можно, я завтра подвезу!
– Нет сумки? Значит, соврала. Как я могу тебе верить?
– Да не соврала я, просто ты спросил… Ну так что, я завтра подвожу сумку?
– Подвози!
– Тогда я пойду?
– Если не знаешь, кто в меня стрелял, иди.
– Не знаю.
Бородаева явно торопилась уйти. Спешила улизнуть, как птичка, схватившая драгоценное зернышко. И Степан отпустил ее.
– Ты на меня злишься? – закрыв за ней дверь, спросила Даша.
– Я за тебя боюсь, – сказал он в ответ.
Возможно, Бородаева приходила не только за информацией. Сафрон знал, где и с кем живет Степан, а значит, он мог нанести еще один удар, по самому больному месту, по Даше. Если Степан не успокоится и не спустит дело на тормозах… Но не успокоится он и обязательно доведет начатое до конца.
Глава 18
В простом сером платье Ленусик чем-то напоминала школьную учительницу, и не какую-нибудь абстрактную, а самую что ни на есть реальную. Одно время Сафрон был даже влюблен в Татьяну Олеговну, а сейчас он мог ее поиметь. В лице Ленусика. Но не хочет. И настроение ниже плинтуса, и все остальное.
– Кто там на фотографии был? Как они выглядели? – допытывался он.
– Как выглядели?.. Как лошади выглядели. Морды у них лошадиные. Глаза маленькие и вот здесь, – Лена коснулась пальцами внешних уголков глаз. – И хвостик у одного.
Она провела рукой по своему хвосту из волос, который усиливал сходство с Татьяной Олеговной.
– Хвостик! – сжимая кулаки, простонал Сафрон.
Все-таки вышел Круча на братьев, да и Леньчика подмел. И теперь репутация Сафрона висела на волоске.
– Хвостик! По всей морде!.. Говорила тебе, оставь Леньку в покое.
– Ты говорила?! – оторопел Сафрон. – Ну, ты в натуре!
– Ну я же не просила мочить Кручу!
– Кручу мочить?! Хочешь сказать, что это я Кручу заказал? – Сафрон в бешенстве схватил Лену за волосы, наматывая ее хвост на кулак.
– Я этого не говорила! – простонала она.
– Ты слышала, чтобы я Кручу заказывал?
– Нет!
– Ты знаешь, что братишка твой тупорылый сделал?
– Ну…
– Что ну?
– Что Круча сказал, то и знаю!
– А если Круча скажет голой задницей об асфальт?
– Сафронов! – Лена грозно свела брови к переносице.
Сафрон разжал руки и усмехнулся. Ему вдруг показалось, что сама Татьяна Олеговна его одернула, отчего он почувствовал себя сопляком.
– Короче, Кручу я не заказывал! И не надо на меня гнать!
– А кто его заказывал?
– Кто заказал? Может, твой брат и заказал!
– Зачем Леньке Кручу заказывать?
– А по тупости своей бараньей!
Лене повезло, она толком ничего не знала, поэтому Сафрон и отправил ее к долбаному Круче. Догадываться она могла, но домыслы к делу не подошьешь, так что пусть живет. А вот с братьями нужно вопрос решать. И чем быстрей, тем лучше.
Чехлу Сафрон звонить не стал, слишком долго, он связался с Аббатом и велел ему подъехать к старой пристани на Глубоком озере. Место в этот час безлюдное, подъезд хороший, проблем возникнуть не должно.
На встречу он отправился лично, надел спортивный костюм, взял волыну и одного телохранителя. Аббат не подвел, подъехал к месту точно в срок.
Аббат в движении с самого начала, сколько лет прошло, а он все еще рядовой «бык», на вещевом рынке груши околачивает, в подчинении у Мамонта, которого сам когда-то на крыло ставил. Мамонт уже бригадир, Аббат же в люди выбиться никак не может. Но пытается. Из кожи лезет, как рвется вверх, двух бойцов недавно в подчинение получил, но и этого ему мало.
– Алексей Алексеевич! – залебезил он.
Сафрон усмехнулся. Когда-то Аббат обращался к нему по-свойски Леха, да