меня, но ничего не ответил. Всегда такой верный, что за чертова шутка.
— Я хочу его видеть.
Он встал у меня на пути, когда я попыталась обойти его.
— Простите, но я не могу вам позволить.
Я подняла бровь и вежливо улыбнулась ему, хотя ничего не чувствовала.
— Пожалуйста, скажите мне, мистер Хокинсон. Это Мэддокс велел вам держать меня снаружи? Кто-нибудь конкретно сказал, что мне нельзя входить в этот дом? Потому что, насколько я помню… Мэддокс сказал, что я могу приходить и уходить в любое время, когда захочу. У меня есть свобода действий, не так ли? Даже вы знаете об этом.
Старик моргнул и молча поджал губы.
— Вы идете против его слов? Я не уверена, что ему это понравится.
— Он…
— Я просто хочу знать, в порядке ли он, и я уйду, — прервала я его, прежде чем он успел дать мне еще одно оправдание. Прежде чем мистер Хокинсон успел меня остановить, я обошла его и вошла в дом.
Я поднималась по лестнице по две за раз в его комнату. Его дверь не была заперта, но я все равно постучала. Раз, два… четыре раза, но ответа не последовало.
С осторожностью я открыла дверь и заглянула внутрь. Ничего. Пусто. Нет Мэддокса.
Я вошла внутрь и обнаружила, что тяжелые портьеры все еще опущены, препятствуя проникновению солнечного света в темную комнату. В атмосфере было что-то мрачное. Однако дверь его ванной была открыта, и я слышала, как течет вода.
Вот он…
Мой мозг на мгновение запнулся, и у меня вырвался шокированный вздох. Его вид заставил меня споткнуться и броситься в ванную.
— Мэддокс!
Нет. Нет. Пожалуйста, нет.
Я упала на колени возле переполненной ванны. Он сидел внутри, полностью одетый, с пустой бутылкой…
Боже, нет.
От Мэддокса пахло алкоголем и сигаретами. Меня чуть не стошнило от того, насколько сильным был запах. Его глаза были закрыты, голова едва держалась над водой. Мое сердце упало в низ живота, сжавшись от тошноты при виде обезумевшего взгляда на его прекрасном лице. Под глазами были тени, как будто он не спал прошлой ночью.
Я обхватила его щеку.
— Эй, Мэддокс. — Я легонько встряхнула его.
Его налитые кровью глаза распахнулись, и я увидела неприкрытую боль в его глазах. Мэддокс, сильный и беззаботный Мэддокс, выглядел… побитым. Не физически. На его теле не было никаких повреждений, но он выглядел израненным духом.
— О, малыш. Что случилось? — Он не ответил, не то чтобы я ждала ответа.
— Уходи, — пробормотал он себе под нос. Боже, он был пьян. Сколько он выпил?
— И оставить тебя вот так в ванне? — мягко спросила я. — Я не могу оставить тебя сейчас, Мэддокс.
Мэддокс закрыл глаза, его плечи еще больше опустились в воду.
— Мне не… нужна… лекция.
В его голосе было напряжение — голос, который раньше был полон тепла, — теперь такой холодный и… пустой.
— Нам нужно отвести тебя в постель. Ты можешь проспать это, но тебе нужна кровать. А не ванна с ледяной водой.
Мэддокс был упрям, но и я тоже.
Он стиснул зубы, и на его лице отразилась буря.
— Отвали…в жопу. Уходи.
— Нет.
Он издал пустой смех.
— Тогда как насчет того, чтобы… заткнуться нахер… и вместо этого сесть на мой член? Будь милой… подари мне хорошую… киску и подбодри меня… почему бы и нет?
Это говорил пьяный Мэддокс, напомнила я себе. Он баррикадировался против меня, стараясь быть обидным и подлым — оттолкнуть меня.
Я разочарованно выдохнула и потянулась к нему под мышками, подтягивая его вверх. Он сел вперед, и вода хлынула на борта. Одной рукой я перекрыла кран, поддерживая обмякшее тело Мэддокса на сгибе руки.
— Я собираюсь проигнорировать то, что ты только что сказал. Но все же тебе нужно выбраться из этой ванны, пока не подхватил пневмонию, — пробормотала я. — Не будь придурком.
Его одежда промокла насквозь, и я не могла затащить его в постель в таком состоянии. Дерьмо.
Его глаза закрылись, голова свесилась мне на плечи, уткнувшись носом мне в шею. Дрожь пробежала по моему телу, потому что Мэддокс практически замерзал, когда я вытащила его из ванны.
— Прости, — сказала я тихим голосом. — Но мне придется вытащить тебя из этой одежды.
Мэддокс простудится, если я оставлю его вот так. Он что-то промямлил себе под нос в ответ. Он устроился на краю ванны, а я стянула через его голову мокрую рубашку. Я не в первый раз вижу Мэддокса без рубашки, но все же поймала себя на том, что останавливаюсь, чтобы посмотреть.
Мэддокс был рельефным, скульптурным и…
Нет, стоп! Не смотри.
Я отвела взгляд и работала эффективно, изо всех сил стараясь не смотреть дольше, чем мне было нужно, на его обнаженное тело. Он ругался в мой адрес еще больше ругательств, но я решила проигнорировать их все. Как только он был одет в свои серые спортивные штаны и рубашку, которую я нашла лежащей на полу в его комнате, я вытащила Мэддокса из ванной.
Мои колени почти подогнулись под его тяжестью.
— Господи, ты тяжелый.
Он фыркнул в ответ, когда его тело сильно содрогнулось.
Я ненавидела это. Так чертовски сильно.
Я была зла, так чертовски зла, что никто не подумал его проверить. Его родители или мистер Хокинсон. Любой, черт возьми! Что, если бы я не нашла его тогда, когда нашла? Он мог случайно утопиться или… того хуже.
Я была в ярости и блядь…
Мое сердце болело.
Как Мэддокс мог быть таким беспечным? Разве он не понимал, как драгоценна жизнь… и как легко она может ускользнуть из наших рук? В мгновение ока… все исчезло.
Слезы обожгли мне глаза, и я всхлипнула.
— Почему, Мэддокс? Боже, почему?
— Перестань быть сучкой… иди и сядь на мой член, если… ты не перестанешь тявкать… — пробормотал он.
— Я надеру тебе задницу, если ты еще раз оскорбишь меня, Мэддокс, — предупредила я его. Он споткнулся и вырвался из моей хватки, ругаясь себе под нос.
— Ты только лаешь и ни хрена не кусаешь, Гарсия, — прорычал Мэддокс, его глаза раскрылись в щели.
Он был зол — на что-то. Я не знала что, но если предположить, что это было связано с его родителями.
Я поняла это. Но он не должен был быть мудаком.
Когда он снова споткнулся, его ноги подкосились, я схватила его за руку и потащила в постель. Усевшись на матрас, он оттолкнул мою руку. Было не больно, но все равно жгло.
Уперев руки в бедра, я посмотрела на него сверху вниз.
— Не делай этого, Мэддокс. Я собираюсь уйти.
Предупреждение вызвало у меня небольшую реакцию. Он открыл налитые кровью глаза и уставился на меня, выражение его лица было маской нефильтрованной боли.
— Тогда уходи. Это то, что они всегда делают. Уходи.
Черт возьми, неужели он
