прамы вывести из Днепра, на якоря поставили, да еще плавучих рогаток набросали, и цепями стянули. Да по обе стороны узости лимана береговые батареи из мощных 36-ти фунтовых пушек возвели, да к ним редуты добавили — теперь было чем османов встречать, да «попотчевать» всласть. И все благодаря тому, что на год раньше срока подготовились, заранее корабли и суда ниже порогов вывели. И как только поход начался и флотилия, и многочисленные суда по Днепру спустились, а там большая часть на Крым пошла, а меньшая принялась в лимане обосновываться. Турецкими крепостями Очаков и Кинбурн овладели сходу, высадив многочисленные десанты с полевыми пушками.
Штурм последовал сразу, решительный и бескомпромиссный — Прутская победа сыграла прежестокую шутку с османами, они никак не ожидали войны, пребывали в самоуспокоенности. А посему крепости одряхлели, валы осыпались, а стены обстрела не выдержали. Гарнизоны, что сопротивляться вздумали, и сдаться отказались, сами выбрали свою злосчастную судьбу — их просто вырезали подчистую, сразу показав османам, что будет с теми, кто осмелится противостоять дальше. Примерно также поступали и со степняками, в результате чего все обширное «Дикое поле» от Дуная до Дона опустело — угроза набегов была устранена почти навсегда. Ибо в Крыму еще оставался хан с татарами, да по южному побережью и в Керчи находились турецкие гарнизоны — но в том, что русским войскам удастся ворваться на полуостров, Петр сейчас уже не сомневался. Сын показал себя чрезвычайно предусмотрительным государем — к этому походу, он, в отличие от других царей, готовился несколько лет, проведя обширные приготовления.
Потому и удалось всего за какой-то месяц на пустом месте возвести два города — Николаев и Херсон, готовые срубы домов и мастерских спускались по рекам. Нагнали прорву работников — работа сразу же закипела, от рассвета и до заката стоял шум, и сейчас стало понятно, что завоеванный край навсегда останется за Россией. Эти земли теперь ни за что не отдадут обратно, а любое нашествие отражено будет, ибо войск хватает. Сам Петр Алексеевич почти два месяца мотался в этом треугольнике на скампавеи, всячески торопя работы — и теперь на верфи можно было заложить первые кили, благо заготовки и оснастка для них имелись. Теперь только собрать по чертежам заранее пронумерованные детали будущих кораблей — с таким способом строительства Петр впервые столкнулся. И хотя денег было потрачено уйма, но зато стало ясно, что к следующему лету на Черном море уже будет большая русская эскадра, а там ее численный состав будет только увеличиваться.
— Всю жизнь мечтал, и не на Азовском море, а здесь увидел наш флаг! Пусть османы заходят — мы их давно поджидаем! И фарватер для них чистый — пусть входят без опаски, как зверь в настороженную ловушку.
Стоявшие рядом с Петром офицеры дружно фыркнули — прибывшие с ним «ливонцы» сами вели приготовления. Турецким кораблям нужно пройти по узкой «дорожке», под крепостными орудиями очаковских и кинбурнских батарей, а на выходе, уже в самом лимане, их поджидают рогатки и прамы — орудия последних чертовски опасны. А за ними скампавеи и дубель-шлюпки — их задача взять на абордаж поврежденные корабли. А вот если османы не захотят завтра воспользоваться попутным ветром, и встанут на якорь, то им же хуже, а он собственными глазами увидит утром результат ночной атаки. И посмотрит, насколько опасны эти шестовые мины, хотя сам зрел, как подрыв бочонка пороха под водой у борта моментально топит корабль.
Весьма запоминающее зрелище — о таком оружие он сам раньше как-то не думал. Но ведь если под стены вражеской крепости подкоп можно подвести и там мину подрывают для разрушения, то тогда почему такой нехитрый прием и на море не использовать?
Вся проблема была только в том, что под водой порох не зажжешь, можно только фитиль запалить в бочонке и крышкой закрыть, но сие ненадежно, гадать приходится. Но хитрое приспособление нашли химикусы — стеклянные трубки с кислотой, обмотанные тряпками, пропитанными раствором и высушенные, от разбития вспыхивают ярким пламенем. Нужно только крепко ударить чем-то железным по стеклянному запалу, и внутри бочонка произойдет возгорание с взрывом. Задачу решили, не такая она и трудная, и полдесятка дубель-шлюпок с отборными командами превратились в первые миноносцы, теперь только атаку произвести удачную…
И сейчас, с высоты старой башни Петр Алексеевич внимательно смотрел за неприятельскими кораблями, что все же решились войти в лиман, пройдя входную узость, где было обилие отмелей и песчаных банок. Однако у турок были опытные лоцманы — три двухдечных корабля шли вперед уверенно, благо ветер был попутный, но верхние паруса все же убрали. Их сопровождала небольшая яхта, и парочка галер, капудан-паша выдвинул вперед авангард эскадры. По ним с Кинбурна и редутов не стреляли, да и не собирались этого делать — нужно было пропустить османов дальше, где на выходе разбросаны плавучие рогатки и стояли на якорях прамы, на каждом из которых стояло по три десятка убийственных 36-ти фунтовых пушек. Прорваться вглубь лимана турки не смогут, им не подойти к Очакову. Зато все свои корабли, а это добрая треть эскадры' могут потерять запросто — при встречном ветре им вернуться обратно по фарватеру будет невозможно, нет возможности развернуться. Галеры, конечно, могут взять их на буксир, и вывести из западни, но кто же им позволит такое сделать.
Прамы окутались густыми пороховыми дымами, и тут же с береговых батарей загрохотали пушки — бой начали русские, ведь до турок было чуть меньше версты и расстояние сокращалось. Османские линкоры стали отвечать, и белый пороховой дым укутал их плотной завесой. Однако опытным слухом Петр Алексеевич прекрасно понимал, что происходит — рев тяжелых орудий ни с чем не спутаешь, как и мощные взрывы бомб. И доносившиеся с моря звуки завязавшегося сражения говорили ему о многом — османы терпели сильный ущерб, их ответный огонь стал потихоньку утихать. Благо ветерок был свежий, дым вскоре рассеялся, и перед Петром открылась удивительная картина, поверить в которую было трудно.
— Ох-ти, мать вашу… Фортуна улыбнулась, в рот ее…
От удивления Петр Алексеевич выдал замысловатый «боцманский» загиб, не в силах поверить собственным глазам. Флагманский турецкий корабль горел погребальным костром, его постоянно сотрясали взрывы. И выглядел ужасно — борта проломлены тяжелыми ядрами и бомбами, языки пламени вырывались из-под палубы, а турки уже прыгали в воду, спасаясь от
