лимузин. В открывшейся щели мелькнуло злющее лицо милиционера с автоматом навскидку: он хотел рассмотреть, кто обидел его «ласточку».
Обидчик недвижимо сидел за рулём, оглушённый ударом эйр-бэга.
В вольере заходились лаем сторожевые псы, не в силах помочь хозяину.
⁂
Перед выездом в Минск Бекетова усадили на заднее сиденье между Аркадием и Лёхой. Сазонов ехал впереди, прижимая к лицу марлевый тампон, набухший от крови. Нелепость ситуации вызвала у него редкий приступ красноречия.
— Товарищи офицеры! Мы совершили ошибку. Это же азы — на столе ничего не должно быть лишнего!
— И стол должен быть привинчен к полу. Знаю. Но мы же в поле работали, здесь всюду не положишь соломку, — попытался успокоить его Лёха.
— Сегодня утром у нас появился свидетель, — продолжил Сазонов. — Я про него не рассказал, не хотел нагнетать. Быть может, зря. Бекетов! Помните, в Афганистане восточнее Джелалабада встречались с капитаном Сергейченко из разведки ГРУ?
— Одно название — разведка, — задержанный попытался устроиться удобнее, что довольно сложно, когда руки скованы за спиной. — Слюнтяй и сопляк.
— Я бы так не сказал. Мы, госбезопасность, всегда были в сложных отношениях с армейской спецслужбой, но Сергейченко заслуживает уважения. Он тоже не забыл вашу встречу. Вы прибыли в аул под Джелалабадом расследовать злоупотребления военнослужащих советского мотострелкового батальона в отношении местного населения. И немедленно заявили: афганские крестьяне — это сплошь пособники душманов.
— Тут семь пядей во лбу иметь не надо. Все они — духи недорезанные. Рано нас отозвали. Повывели бы эту породу под корень.
«Убитый под Смоленском — тоже “дух недорезанный”? Инга — “соска дешёвая”, я — “«летёха-щегол”», — подвёл итог Лёха. Под маской благообразного бизнесмена скрывался садист, ни в грош не ставивший других, всем приклеил ярлыки. Сам, естественно, выше всех. Д’Артаньян среди недочеловеков.
— Он доказал разведчикам свою правоту. Нетривиальным способом доказал, — продолжил Сазонов. — С ним приехали солдаты из комендантского взвода, Бекетов велел вывести из аула и привязать к столбам пятерых мужчин. Спросил через переводчика, кто в ауле поддерживает связь с моджахедами. Потом обошёл всех пятерых и вставил каждому в ухо детонатор с фитилём.
— Крепко вставил. Духи головами мотали. Ни у одного не вывалился.
Лёха заметил, что бывший дознаватель в тепле салона «Тойоты» заметно обмяк и опьянел. Выдул он всего грамм триста, но на голодный желудок, без закуски, да ещё чуть пораньше начал — вот и окосел. Удар по голове трезвости не прибавил. Спьяну Бекетова тянуло похвастаться подвигами.
— Потом он выбрал самого старого и стойкого на вид, — продолжил подполковник. — Подошёл вплотную и повторил вопрос. Дед проклял его. Тогда Бекетов подпалил фитиль и отступил шагов на пять. Афганцу разорвало голову…
— …Как гнилой арбуз, на!
— Так он ликвидировал четверых, пока самый молодой не начал давать показания. Рассказал, где схрон с оружием, когда придёт следующий караван со стороны Пакистана, кто из селян решил примкнуть к моджахедам. Бекетов выслушал его и пристрелил. Чтоб свидетелей не оставалось. Сергейченко доложил начальству, но делу не дали ход.
— Естессно…
Повисла долгая тяжкая пауза. Машина тем временем въехала на Логойский тракт.
— Послушайте! — Лёху кривило от отвращения, Аркадий вообще вжался в противоположную дверь. — Афганцев и Зафара Гафурова вы считаете «чурками». Но людей в «Заряне» за что?
— Ни за что… Это не я… Если кто мне дорогу перейдёт… Его как падлу… Как мразь… Но тех не трогал… Пацаны, я вздремну пока…
С пьяным причмокиванием Бекетов устроился на плече у Аркадия.
— Спи, сволочь, — буркнул Сазонов с переднего сиденья, равнодушный к брезгливым страданиям помощника, пытающегося скинуть с себя голову задержанного. — Скоро заснёшь навечно. Мотив есть, способ совершения преступления налицо. Техническая возможность была. Личность соответствует методу убийства. Плюс два железно доказанных и признанных эпизода. Финита!
Глава двадцать пятая
Постфактум
Во время слушаний по делу Бекетова в Верховном Суде, они проходили в старом здании на улице Ленина, большую часть зала заседаний занимали крепкие мужчины среднего возраста — милиция и гэбисты в штатском. Лёха присутствовал тоже. У здания суда толпились многочисленные недовольные, не допущенные в зал из-за недостатка мест. Некоторые разворачивали плакаты с призывами против смертной казни в Беларуси, их тот час уводили под белы руки составлять протокол о несанкционированных пикетах.
Самые юридически подкованные действовали умнее. Как только вверху звучало: «Встать, суд идёт», — внизу разворачивался огромный плакат с требованием к Верховному Суду принять петицию о неприменении смертной казни. Каждый, под этой петицией поставивший закорючку, автоматически зачислялся в подающие коллективное заявление в орган государственной власти, а так как сие действо законами не считалось противоправным, окружавшие толпу мрачные парни из ОМОНа только взирали на протестующих. Правда, лишь до того момента, пока они не заступали за бордюр на проезжую часть улицы Ленина. Тут с ошеломляющей быстротой в действие вмешивались сотрудники ГАИ.
Шумок с улицы в зал заседаний не просачивался. Лёха сосредоточенно вслушивался в каждое произнесённое слово. На второй день слушаний он понял до конца значение прокурорско-судейского словечка «паровоз». Бекетов признал два убийства, твёрдо обеспечив себе расстрельную статью Уголовного кодекса — сто тридцать девятую, часть вторая. «Паровоз» из эпизодов по Гафурову и Дауканте тянул за собой «вагон» в виде обвинения в теракте со слабыми доказательствами. Даже если последнее обвинение развалится по вновь открывшимся обстоятельствам, к суду не будет претензий, что прислонили к холодной стенке безвинного человека: расстрел и без того законный.
Вообще, разбирательство по такому сложному делу, уложившееся в неделю, из которых дня три ушли на совершение формальных действий и допросы второстепенных лиц, оставило впечатление торопливости. В суд не вызвали Сергейченко, и Лёха прекрасно понимал почему: оглашение сведений о зверских акциях Бекетова, не подпадающих под освобождение от ответственности за давностью, повлекло бы необходимость их расследования с допросами других свидетелей военного преступления, а то и командировкой в Афганистан.
К тому же нельзя забывать, что республики бывшего Союза — правопреемники СССР. И на них, в частности на Россию, возлагалась бы обязанность возмещения ущерба родственникам погибших в ауле под Джелалабадом. Проще разобраться с нелюдем без лишней огласки.
Адвокат Бекетова требовал переквалификации признанных эпизодов на аффект, предполагая, что Инга сказала перед смертью своему убийце нечто оскорбительно-неподобающее, а Гафуров приставал к его жене Софии. Подсудимый мешал адвокату и пытался доказать, что подвергался прессингу с вымогательством денег, несколько раз менял показания. Но утверждения адвоката основывались на одних предположениях, а Бекетову судебно-психиатрическая экспертиза выписала «параноидальное развитие личности», вместе с тем признав вменяемым.
В перерывах между заседаниями Лёху прессовали родственники Гафурова. Все пряники и слава раскрытия преступления в их глазах достались московскому угрозыску, здесь они просили устроить «свидание без свидетелей» с Бекетовым или хотя бы оказаться поблизости, когда его
