сегодня, завтра скопытится, или сиганёт с балкона, спасаясь от чертей, наводнивших разом квартиру.
Тарас снова вернулся ко мне. Я безропотно подчинилась и выпила. Стало хорошо и одновременно тошно. Грудь сдавило тисками тоски.
— У-уу! — завыла я протяжно и вдохновенно.
— Чего это с ней? — опешил Тарас.
Он стоял со стаканом над Мишкой.
— А ты как думаешь? — спросила я сквозь слёзы. — Небось, сам умирать не скоро будешь? А я сегодня!
— Сама виновата! — ответил он и приказал Мишке: — Пей!
— Я глупая! — выла я. — А ведь у меня могли родиться дети!
— Кому такая мать нужна? — удивлял Тарас. — Снюхалась с бомжами, трахаешься с кем попало!
— Что? — От возмущения у меня разом высохли слёзы и я потребовала: — Повтори, что ты сказал?
— Что слышала!
— Ты меня силой, между прочим! — напомнила я.
— Тебе сколько лет? — спросил он и сам же ответил на свой вопрос: — Школу только закончила и не замужем, а я у тебя далеко не первый.
— Вот это сказал! — восхитилась я его нравственности позднего Толстого.
В принципе я плохо представляла, что это за писатель. Знала только, что от него в восторге во всём мире и что жил он очень давно. Ещё могла назвать его произведение, под названием «Война и мир», да перечислить пару героев. Один из них, Пьер Безухов, например, часто фигурировал в анекдотах, которыми сыпал Колька Контекст. Фразу я подслушала у Рольгейзер.
Появилась Фара. Она уже была одета в спортивный костюм и кроссовки. На голове кепка-бейсболка, которую девушка надвинула на глаза. Но всё равно было видно, что с лицом что-то не то. Оно было словно вылеплено из пластилина.
— Ты бы очки тёмные надела, — нашёлся Тарас.
— Ты что, идиот? — набросилась она на него.
— А что такого?
— Ночь на дворе, — ответил за Фару Хамон.
— Ночь половина беды, — уже более миролюбиво заговорила Фара. — У меня ведь теперь даже переносица мягкая…
— Так тебе и надо! — провыла я.
— Налей ей ещё! — приказала Фара Тарасу.
Я смутно помнила, как меня вели по подвалу, как споткнулась и упала на ступеньках. Ещё запомнила, как веселилась от объяснений Фары с таксистом. Она утверждала, что я её квартирантка, которая привела в дом мужика и напилась с ним.
Однако когда дело дошло до Мишки, таксист наотрез отказался укладывать его в багажник.
— Вы что? — возмущался он. — В своём уме? Меня на первом посту прав лишат!
Фара стояла с одеялом в руках, которое намеревалась постелить в багажник и рассеянно хлопала глазами.
— Держись, подруга! — подбодрила я её с заднего сиденья и закрыла глаза.
В машине было тепло и уютно. Мурлыкала музыка…
Глава 28. Я его люблю
— Давай, Тарас! — подбадривала Фара.
Тарас навис над моей головой, с ножом в руке, закрывая своим силуэтом Хамона.
— Нет! — протянула я капризно. — Пусть меня Хамон убивает! Я его люблю!
Действительно, какого чёрта эти двое будут наслаждаться тем, что сейчас зарежут меня? Пусть лучше Хамон! Он парень что надо!
— Вот даёт, дура! — восхитился Тарас и отступил.
— Ну чего же ты? — нервничала Фара. — Уже светло. Их ещё закопать надо.
— Давай ты? — с этими словами Тарас протянул нож ей.
Она отпрянула и нервно выкрикнула:
— Нет уж, с меня хватит!
— Ты эту кашу заварила, — вмешался в разговор Хамон. — Тебе и расхлёбывать!
— Ишь ты, как заговорил! — изумилась Фара. — Неужели влюбился?
— Он хороший! — вступилась я за Хамона. — А ты дрянь!
— Заткнись, сука! — прошипела Фара.
— Правильно Хамон говорит, — неожиданно поддержал дружка Тарас. — Это тебе драйва захотелось.
— Адреналина, — поправил Хамон.
— А вы её насиловали, — напомнила Фара.
— Э-э, подруга! — Я погрозила ей пальцем. — Всё по любви!
Парни нервно рассмеялись…
Неожиданно ствол дерева, на который я опиралась спиной, куда-то дёрнулся, и я полетела на бок, в бездну, так и не понимая, что всё это означало…
Мучительная боль в низу живота была такой, что я застонала. Казалось, переполненный мочевой пузырь гудел от напряжения. Однако я терпела и не открывала глаза. И не только от того, что было плохо и хотелось спать. Я просто боялась обнаружить себя на полу, например, туалета в ночном клубе или, у кровати очередного мажора. То, что лежу на чём-то твёрдом и давно, само за себя говорила боль в руке, которую я придавила собственным телом. В принципе боль была лишь до локтя, а дальше наоборот, ничего. Руку словно оттяпали.
«А, может, это прямо во сне отрезал Тарас?» — вяло думала я, вспоминая, как все трое привиделись мне на фоне ночного леса.
Потом я поняла, что рядом лежит ещё кто-то, и вдруг подумала, что это и есть моё очередное приключение.
«Интересно, кто на этот раз? — гадала я. — С первым встречным уйти не могла, однако почему тогда мы не в кровати? И кто такой Тарас?»
Мысли лениво шевелили в голове болезненную субстанцию своими обрывками нелогичных умозаключений. Эта каша трудно поддавалась усвоению отравленным мозгом, и я всё же разлепила глаза. Тусклый свет показался ярким. Он болью ворвался в темноту черепной коробки и разорвал там хоть какое-то умиротворение. Я застонала и зажмурилась, пытаясь понять и переварить увиденное за этот короткое мгновение. Странно, но я лежала на правом боку, уткнувшись носом в чей-то зад. Зад этот был в штанах. Причём не совсем чистых, а в цементе и в грязи. В памяти шевельнулся какой-то кошмар в виде двух парней, которые вливают в меня водку.
«Стоп!» — осенило меня и я села.
Как оказалось, я лежала на брошенном прямо на бетонный пол матраце в какой-то комнате с единственным окном. Оно было размером со школьную тетрадь и располагалось под самым потолком. Это всё, что я успела понять. В следующий момент всё дёрнулось и поплыло по кругу, а желудок сжался и вытолкнул вверх, по пищеводу, шар чего-то едкого и скользкого. Я открыла рот и в пол ударила струя жёлтой каши.
— А-аа!
«Ах, ну да! Как я могла забыть?! Мы ведь с Мишкой в подвале дома сидим! Погоди! — осадила я сама себя. — Так ведь они нас оттуда увезли убивать! Выходит, уже убили? Ты чего, дура?! — отчитала я саму себя. — Как убили, если тебя сейчас рвёт?!»
— А-аа! — очередная порция рвотных масс ударила в пол, увеличивая зловонную лужу.
Голос, раздавшийся, будто под потолком, заставил вздрогнуть и замолчать.
— Чего орёшь? — вопрошал он.
Я оглянулась. В открытых дверях стоял Тарас. В одной руке он держал кружку, в другой какой-то бутерброд.
— Где я? — побулькало у меня в глотке.
— На даче, — ответил Тарас.
— Дача, — проговорила я, и вдруг подумала, что если бы они меня убили, то ничего этого уже бы и
