приезд ещё на подходе.
— Господин Эйдан! — с улыбкой поприветствовал он меня. — Вы с ночёвкой?
— Не беспокойся, я ненадолго, — сказал я, закрыв за собой калитку. — Как у вас тут дела?
— Вот, цыплят закупили, — сказал он, махнув на кур. — Скоро и коровой займёмся.
— По инструментам всего хватает?
— Хватает, господин.
— Вот и славно.
— А зельями торговать уже не будем? — поинтересовался он. — Хорошо же шло.
— Пока повременим с этим, — ответил я. — Если понадобится, то потом и решим. И да, затопи-ка баню, чтоб я ночью помылся, когда вернусь.
— Сделаем, господин Эйдан.
Оставив Сарзона, я вошёл в дом, перекинулся парой слов с Мивой и поднялся к себе. Дети после переезда вели себя на удивление тихо и не лезли с расспросами — видимо, Сарзон уже научил их соблюдать границы.
Вместе с собой я прихватил увесистый мешок, где лежало всё необходимое для сегодняшней вылазки в кабак. Сняв с себя чистую одежду, я нацепил поношенные штаны, обычную рубаху, потёртую куртку и дырявый дорожный плащ. Волосы пришлось спрятать под вонючей шапкой. На дне мешка обнаружились ещё пара стоптанных башмаков и простенький кинжал. Всё это барахло я по дешёвке приобрёл у простолюдинов на рынке, так что подозрений мой вид вызывать не должен.
Закончив с переодеванием и слегка измазав лицо для большей достоверности, я покинул дом. Идти предстояло на другой конец города — в южную часть, где находился кабак «Жадный конюх». От лошади и кареты я решил отказаться, чтобы не привлекать лишнего внимания.
Дорога, по ощущениям, заняла чуть больше двух часов. Чем ближе я подходил к кабаку, тем более сомнительней становилась публика вокруг: оборванные нищие, подозрительные личности, уличные воришки. Здесь обитал соответствующий контингент.
Наконец, впереди замаячила неказистая вывеска «Жадного конюха». Я потянул на себя скрипучую дверь и шагнул внутрь. В нос сразу ударила густая смесь запахов прокисшего пива, табака, немытых тел и жареного мяса сомнительной свежести. Обстановка оказалась под стать вывеске: замызганные столы, кривые стулья и закопчённые стены.
Я протиснулся к стойке, за которой возвышался щербатый старик, и плюхнулся на шаткий табурет.
— Плесни-ка мне пойла! — гаркнул я.
— Полушку на стол клади, — буркнул старик, смерив меня тяжёлым взглядом.
— Куда цену ломишь? Четвертака хватит за бурду хватит!
— Не нравится — проваливай!
Скривившись для вида, я швырнул на стойку половину медяка. Старик смахнул монету и наполнил кружку мутноватой жидкость. Я отхлебнул, едва сдержав гримасу отвращения. Ну и мерзость!
— Жрать есть чего? — спросил я. — С дороги хоть собаку съем.
— Есть картошка да рулька свиная.
— Сколько?
— Полушку и четвертак выкладывай.
— Свинка-то не протухла?
— Не нравится — не жри!
— Давай уже, — сказал я, бросив монеты.
Он сунул мне ложку и с лязгом поставил передо мной тарелку, большую часть которой занимала некая серая масса, отдалённо напоминающая картофельное пюре. Я набросился на еду, как изголодавшийся волк, лишь бы поскорее покончить с этой пыткой. Одним богам известно, каких усилий мне стоило не выплюнуть всё обратно.
«Отравление Мраком мне ещё не доводилось лечить, — промелькнула мысль. — Похоже, сегодня придётся…»
— Мне тут человечка отыскать надо, — помахав ложкой, сказал я. — Быком его кличут. Слыхал о таком?
— Не знаю таких, — ответил старик, украдкой глянув куда-то в сторону.
— Жаль, — громко цокнул языком я. — А чего хлеба не дал?
— Ещё четвертак гони.
— Да ты совсем озверел, старый!
— Не нравит…
— Понял, понял! — воскликнул я, швырнув ему четвертак. — Королевский дворец, а не кабак, мать его!
Старик, ворча себе под нос, протянул мне кусок чёрствого хлеба. Я с жадностью схватил его и принялся старательно вычищать тарелку, собирая остатки пюре. Каждый кусочек я отправлял в рот, запивая пивом. Вскоре тарелка была пуста, и я вздохнул с облегчением.
В этот момент рядом со мной плюхнулся приземистый мужичок. Густая борода скрывала половину его лица, а из-под кустистых бровей сверкали цепкие, настороженные глаза. Однако моё внимание привлекли не столько его грубые черты, сколько ножны с мечом на поясе.
— Как зовут? — хрипло спросил он.
— Шалемом звать, — ответил я. — Свои Шальным кличут.
— Слыхали, мужики? — засмеялся мужичок. — Шальной.
— Ага, — глупо улыбнулся я. — А ты кто?
— А я Дувин. Сам откуда будешь?
— С Ултои.
— Да ну? А на зувийском прям как на родном шпаришь.
— Так родной и есть, — пожал плечами я. — На юге же вырос. Мы там только на зувийском и балакаем.
— На юге — это где? Какой городишко?
— Нима.
— О-о-о, — протянул Дувин. — Хорошее местечко. Красивое.
Я грубо расхохотался:
— Да эта дыра страшнее тутошнего толчка.
Дувин с пониманием усмехнулся.
«Проверяешь меня, гад? — подумал я. — Ну давай, продолжай».
— И чего ты к нам с Нимы пожаловал?
— Так я уж годков десять как из Нимы ноги сделал. Сейчас всё больше по Оикхелду шатаюсь.
— Дела в Гилиме?
— Есть такое. Человека ищу.
— Чего тебе от Быка нужно? — в лоб спросил он.
— Дельце у меня к нему имеется.
— Какое?
— Дружище, а чего это я тебе отвечать должен?
— Коли дела с местными иметь хочешь, придётся ответить.
— Вона как, — хмыкнул я. — Ну так давай отойдём, перетрём с глазу на глаз.
— Можно и перетереть, чего ж нет? — усмехнулся Дувин и, глянув на какую-то компашку, добавил странным тоном: — Мужики, не теряйте, мы немного посудачим.
— Да не вопрос, — ответили ему.
Мы вышли на улицу, и он повёл меня подальше от кабака.
— Куда мы идём? — насторожился я.
— Туда, где не будет лишних ушей.
Мы свернули за угол, и Дувин пробормотал:
— Ну и темень, хоть глаз выколи.
Как когда-то сказал папа, у меня не было глаз на затылке, однако с некоторых пор я стал особенно осмотрителен, поэтому сразу расслышал подозрительные шаги позади. Я остановился и без стеснения обернулся:
— Вы кто такие?
— Да не трясись, Шальной, — сказал один из них.
Они окружили меня со всех сторон, и Дувин, сплюнув под ноги, процедил:
— Выкладывай, кто такой.
— Я тебе уже сказал.
