Опять хором стонут, надо же.
— С другой стороны, ты видел будущее и выбрал сам, — забил последний гвоздь в крышку гроба брат, за что получил испепеляющий лунно-желтый взгляд.
Глава 40
Выйти из комнаты я не успела. Дверь внезапно захлопнулась у меня прямо перед носом, причем Каллен точно ее не касался. Я задумчиво подергала за ручку — не двигается. Не просто закрыта, а именно что не двигается. Будто вся конструкция превратилась в единый каменный монолит.
— Я так понимаю, ты все же вознамерилась дать сплетникам и обвинителям повод признать наш брак влиянием черного колдовства? — Впервые за время нашего знакомства голос Лекса прозвучал так спокойно, холодно и неприятно.
Что самое удивительное, мой собственный брат смотрел на меня с легким осуждением и кивнул (!), подтверждая слова мужа.
— Я ничего не могу тебе запретить, — продолжил Лекс тем же тоном. — Ты прекрасно знаешь, что наш брачный контракт мне этого не позволит. Ни у одной женщины в империи нет столько власти над мужем, как у тебя. Мало того, язык твоего брата только что вывернул меня перед тобой наизнанку, выболтав о клятве на крови. И после этого ты недовольна? Тебе… мало?! Что ты еще от меня хочешь?! — Последние слова он уже рявкнул в полный голос, не сдержавшись.
Очень хотелось топнуть ногой и заорать в ответ, что «ничего я от тебя не хочу!».
Но… но.
Во-первых, это совсем по-детски. А во-вторых — неправда.
Несмотря на прошлую жизнь, несмотря на не самый приятный опыт отношений с мужчинами, на всю мою практичность и весь ум, который я себе навоображала, мне все равно до последнего хотелось верить в сказку. Даже в такую идиотскую, как эта новелла.
Только вот не особо в нее и верилось после той записки, написанной моей рукой. Хоть ты тресни, подстроить это не мог никто из героев романа. Даже самая злобная Альба не сумела бы выдумать такую подставу, чтобы «разлучить» нас с бывшим принцем. И сам Алексин не мог знать мой почерк и русский язык, если только…
От того, как все непонятно закрутилось, мне было страшно, неуютно и обидно. У всех попаданок принцы, драконы, на худой конец оборотни какие-нибудь… влюбленные по все свои мохнатые уши и наивные в этой влюбленности словно дети.
Одной мне достался жутко подозрительный темный властелин, манипулятор и стратег, которому просто нельзя ни в чем верить!
А он! Он же смотрит глазами своими золотистыми, он дышит, скотина, так, что ключицы в разрезе рубашки притягивают взгляд. Он теплый, я уже привыкла, что почти что мой… и не мой совсем даже! Совершенно не мой!
Обидно. Очень.
— А может, ты настолько уверилась в себе и собственной великой силе, что готова встать одна против всей империи? Не хочешь тащить за собой балласт? — ядовито выдал бывший наследник.
— Что? — Поскольку я с головой нырнула в свои обиды и переживания, все остальное временно отошло на второй план, и претензии Алексина тоже. — Знаешь что… иди ты… хрен найди в теплице и жуй его! Какая еще сила?! Я всего лишь хочу понять, какого этого самого хрена зеленого происходит, почему от меня все всё скрывают, и ты первый! Как я могу вообще тебе доверять?
— Клятва… — попробовал вмешаться Каллен, о чем тут же пожалел. Потому что его буквально смело нашим с Лексом общим желанием поорать и высказать друг другу претензии:
— Он сильнейший маг королевской крови! Он темный! Он эту клятву может и в хвост и в гриву!
— Ты… а ты дура малолетняя! — не менее зло заорал Лекс, окончательно перестав сдерживаться. — Что тебе еще от меня нужно?! Чтобы я надел ошейник? Голышом лег под твои ноги на глазах у всех?! Сам себе голову отрезал, чтобы доказать, что готов за тебя сдохнуть?! Что?! Скажи, я сделаю!
— Ты идиот?! Зачем мне твоя отрезанная голова?! — Ух, иногда орать в голос, не думая больше ни о чем, это так… бодрит! А бодриться пришлось, потому что видение голого мужа в ошейнике у моих ног сильно мешало злиться. — Что я с ней буду делать, в грядку посажу?!
— Что хочешь, то и делай! Я уже не знаю, как еще наизнанку перед тобой вывернуться, чтобы ты…
— А правду ты говорить не пробовал?! Просто! Не врать! Мне! По мелочам! А тем более в серьезных делах!
— Тебе сорок раз уже сказали всё, идиотка! Нельзя тебе правду! Ты от правды дохнешь, как муха от тапки. И тебя уже два раза приложило! Тебе мало, что ли? Жизнь запасная есть?
— Запасная жизнь, говоришь? Неужели нету? А кто виноват в этом?! Кто причина того, что мне становится плохо? Пушкин?!
— Кто? — опять невольно вмешался Каллен. — Кто это… Пушкин?
— Не лезь с дурацкими вопросами! — хором с мужем наорали мы на него.
— Ясно… Подожду за дверью, — принял единственно правильное решение брат. — Если будете друг друга убивать, возможно, вмешаюсь. А в остальном сами разбирайтесь.
Он открыл дверь, еще секунду назад бывшую монолитным целым со стеной, и скрылся в темном коридоре. Предатель. А с другой стороны, и правильно, я еще не наоралась и не наскандалилась с мужем!
— Придурок, я к ней пальцем не могу прикоснуться! — рявкнул брату вслед Алексин, потом развернулся ко мне и свирепо закончил: — И не потому, что не хочу!
— Да я тебя сама придушу однажды, лгун несчастный! — все еще в запале набросилась на него я. — Это же ты что-то намудрил с прошлым и будущим! Не держи меня за идиотку, правда все равно лезет из всех щелей!
От избытка чувств я даже вцепилась в воротник его рубашки и попробовала потрясти за грудки. Угу, потрясла бабочка скалу, на которую присела.
Но зато и Лекс перестал стесняться и схватил меня обеими руками за плечи. Пару секунд мы свирепо таращились друг другу в глаза, я уже прикинула, как бы его половчее укусить за что-нибудь, чтобы отпустил и пожалел, гад такой… уже прицелилась к носу… потом взгляд сам собой скользнул ниже, на губы…
И вместо укуса почему-то вышел яростный, свирепый поцелуй. Причем кто первый начал — я так и не поняла.
Алексин подхватил меня под бедра и буквально закинул на себя, заставив невольно обхватить его за шею одной рукой, чтобы не показывать чудеса акробатики.
Я, в свою очередь, продолжала злобно терзать его рубашку, краем сознания замечая обрывки белого шелка, разлетающиеся в разные стороны с такой скоростью, будто несчастную тряпку дикие кошки в клочки
