class="p">– А ресторан тут причём?
– Чёрт его знает. Атмосфера предрасполагает к откровенности, живая, но не кричащая.
– Я бы не сказал, цвета подобраны странно. Не будь яркого освещения, интерьер бы выглядел очень уныло.
– Но ты посмотри на пол, – предложил Геннадий Аркадьевич и дважды шаркнул по нему ногой, будто гладя, – по-моему, жизнеутверждающе, по-античному.
– Не стану спорить, гармоничное сочетание, но я всё-таки закончу свою мысль. Полуагрессивные цвета, не красный, но и не жёлтый или зелёный дают некоторый тонус, однако совсем небольшой, достаточный только для того, чтобы перестать оглядываться по сторонам и сосредоточиться на чём-нибудь одном.
– Интересно. Я, конечно, читала, как цвета влияют на людей, но не думала, что столь конкретно.
– Не бери в голову. Даже если предположить, что определённый цвет в основном порождает один-единственный настрой, всё равно каждый человек воспринимает его немного по-разному.
– Всем здравствуйте, – вклинилась запыхавшаяся Света, отодвигая стул и вешая сумочку на его спинку. – Извините, что опоздала, были кое-какие женские проблемы. – Никто не обратил внимания на её обыденную ложь, лишь Аркадий немного посочувствовал сестре. – Что пьёте?
– Кто чай, кто сок.
– Как скучно, – она тут же погрузилась в меню.
– Мне, между прочим, – продолжил отец, – всегда было интересно именно субъективное восприятие. Ведь, по сути, свет – просто физическое явление, насколько я понимаю, одновременно волны и частицы. Как их можно воспринимать по-разному? Мы же не чувствуем по-разному силу тяжести.
– Ты удивишься, но у нас был такой предмет, назывался теорией цвета. И знаешь, прежде чем я не стал его изучать, даже не представлял, сколько написано по этому поводу…
– И меню какое-то скучное.
– …начиная с древних греков и заканчивая современными представлениями, пресловутым корпускулярно-волновым дуализмом. Помню, преподаватель данной дисциплины был особенно в восторге от теории цветов Гёте, цитировал его и к месту, и не к месту. Я подвигнулся прочитать первоисточник, но ничего примечательного в нём не нашёл. Но всё это к чему: если нечто называют теорией, значит оно идёт от головы.
– Постой. Я скорее предположила бы, что от глаза. Различия наверняка именно в его строении, у кого-то он лучше, у кого-то хуже.
– Это один из нерешённых вопросов данной теории, и, по-моему, он ставит под сомнение саму необходимость её существования. Проводилось исследование: картины Рембрандта проанализировали спектрометром, и выяснилось, что он различал безумное количество оттенков, совершенно недоступных обычным людям, потому его произведения и выглядят столь цельными. После чего некие знатоки стали утверждать, что, зная о полученных результатах, они могут разглядеть всю полифонию цветов, наличествующую в творениях гения. Если предположить, что это действительно правда, то глаз сам по себе не при чём, возникла подсказка для мозга, которой он воспользовался.
– А ты, братик, сам как думаешь, звездят знатоки или действительно что-то увидели?
– Думаю, для меня, художника, это не имеет существенного значения. Для меня важно, как вижу я сам и как могу передать увиденное.
– Насчёт того, как ты видишь, мы ничего сказать не можем, поскольку в голову тебе не залезешь, а передавать ты умеешь.
– Нет, не умею, мне ещё надо учиться и учиться.
– Занятно. А чем ты занимался в предыдущие пять лет?
– Это немного не то, мне нужна практика. Я подумываю осенью поступить в художественное училище, чтобы подучиться технике, а после, возможно, удастся устроиться в мастерскую к какому-нибудь художнику.
После его слов за столом наступила тишина. Геннадий Аркадьевич, Оксана и Света попеременно переглядывались, а Аркадий сидел в смущённом недоумении.
– А почему так нескромно, в училище, – с тихим раздражением прервал молчание отец, – может, лучше сначала на Арбат, писать портретики прохожих?
– Если будет нужно, – решительно, но заметно расстроившись не отступил Аркадий; столь приятный вечер казался испорченным. – Однако я думал, что до этого не дойдёт.
– Разумеется, не дойдёт, – успокоила всех Оксана. – Просто мы думали, заграницей ты научился всему, чему хотел, а здесь в перспективе станешь галеристом или преподавателем или критиком на худой конец.
– Не хочу худых концов, хочу рисовать.
– Но я тут ничем не смогу тебе помочь, – спокойно продолжил отец. – Увы, не знаком со знаменитостями, тем более художниками, тем более хорошими, в их мастерские не вхож, пристроить не смогу. Хотя есть один вариант, – он на мгновение задумался, – но очень сложный и дорогой.
– Я не жду помощи. Дальше сам справлюсь.
– Практика, тут главное практика, – вставила своё слово Светлана. – Интересное совпадение, как раз перед выходом я смотрела передачу по телевизору, где анализировалось, сколько времени проводили за фортепиано великие пианисты, сколько просто хорошие и сколько посредственные. Разница, оказывается, в разы в пользу первых.
Все четверо в течении нескольких безмолвных минут мирно дожёвывали свои закуски, после чего поднесли основные блюда: отцу – стейк, Оксане – рагу, Свете – суп из акульих плавников с тонко-претонко нарезанным багетом, Аркадию – двух ещё шипевших куропаток, из подгузков коих вываливался бурый рис. Геннадий Аркадьевич ехидно заметил:
– Не сильно ты торопилась на встречу с родственниками.
– Нет, я так, смотрела одним глазком, надо было кое-что сделать по дому, а то совсем разруха. Я сегодня у вас переночую.
– Всё-таки я не могу понять. Практика практикой, это хорошо и правильно, но ведь нужен и талант.
– Мне кажется, талант, гений, вдохновение – просто трусливые отговорки. Люди их придумали для того, чтобы самих себя не считать ущербными, мол, вот тех боженька коснулся, ну и чёрт с ними, а мы такие уроды только потому, что нам не повезло, и с этим уже ничего не поделаешь, – неожиданно зло заключила Оксана и тут же заела свои слова очередной порцией рагу.
– Хочу с тобой не согласиться. Что сын недавно сказал? Рембрандт различал цветов более, чем кто-либо другой. У пианистов, думаю, тоже с руками что-нибудь не то, в хорошем смысле. Вот тебе и таланты, а опыт нужен везде и всегда, будь то рисование или подметание улиц.
– Как насчёт писателей и учёных?
– А что с ними?
– У них нет и не нужно никаких заметных физиологических отличий. Это с одной стороны. А с другой – всяких «упражненцев» в науке и литературе, особенно поэзии, несоизмеримо больше, чем действительно великих людей.
Тут Оксана и Света заметно спасовали, поскольку Аркадий задел нечто настоящее, не предназначенное для светской беседы, а Геннадий Аркадьевич, картинно перебрав в голове варианты ответа, выдал:
– Наверно, они люди одной большой страсти, а не массы мелких, как мы с вами, – и, поскольку никто ничего более верного добавить не смог, тема оказалась закрытой.
Безродновы сильно проголодались, их тарелки быстро пустели, и вскоре принесли десерт.
– Я немного недопонял по времени. Ты
