–Так я не понял, ты можешь помочь или нет? Можно что-то сделать, чтобы помочь городу и армии?– Еременко хоть и сдерживался, но тоже начинал выходить из себя, видно было, что не привык он так общаться с людьми. Приказывать подчиненным это одно, а вот так, уговаривать какого-то мальчишку? Странно, что вообще ведется этот разговор, он мог бы просто его никогда не начинать, даже не встречаться со мной. Но раз уж так случилось, то я тоже не собирался тупо идти на заклание.
–Вы хотите убедить противника в ложной атаке. Я, как мне кажется, объяснил вам, что вы неправильно оцениваете врага. Никто, повторюсь, никто не станет меня слушать, особенно если я начну нести вот этот бред. Откуда у вас возьмутся силы для удара с юга, если у нас по городу разрозненные части едва держатся? Не поверят, более того, даже слушать не станут. Вы не забывайте главного, для немцев я – русский. Да, обученный ими и вроде как состоящий на службе, но – русский. Нам никто не доверяет, после наших разведданных почти всегда следует проверка. Поймите, когда немцы посылают нас в разведку, это исключение, которое носит второстепенный характер. Они сделали из нас диверсантов. Если бы я подорвал штаб Родимцева, вот тут да, проверять бы не стали, более того, похвалили бы. Но я вновь и вновь возвращаюсь «пустым», «коллеги» уже сдали меня, и я был на допросе в жандармерии, повезло, что не в гестапо, оттуда бы уже не вышел. Вы сами не смогли предотвратить утечку обо мне, раз эти козлы, мои «коллеги», смогли узнать об этом даже в учебном батальоне. Понимаете, что мне предстоит вынести? Вы понимаете, что на допросе из меня выжмут всё? Не бывает таких героев, которые могут выдержать пытки, сказки это. Любого, любого человека можно заставить говорить. А если прямо сейчас, попав случайно в плен, какой-нибудь боец рассказывает немцам на допросе о мальчишке? Понимаете, какой риск?
–Хватит жалобить меня, ты сам пришел. Да, ты не боец Красной армии, но уж если предложил помощь, должен соответствовать. Это раз. Второе. Мы собирались провести реальную атаку на этом участке, чтобы вызвать у фрицев доверие к тебе, понимаешь? Там бойцы погибнут только для того, чтобы тебе поверили твои бывшие хозяева!– Язвит, злится.
«А я-то при чем, товарищ командующий, я ж не замышляю план окружения всей шестой армии. Не держу Сталинградский фронт на голодном пайке. Да, впоследствии вас всех назовут героями, стойко сражающимися за Сталинград и Родину вообще, но раз уж наши военачальники умеют воевать только так, то какой спрос с меня?»– Конечно, все это я лишь прогнал в своей голове, а не высказал Еременко, но очень хотелось. Понимаю и Ставку, готовящуюся к очень серьезной операции, но не могу понять, зачем именно такой ценой этого достигать? Экономите самолеты и танки, но хоть артой-то можно чуть щедрее работать? Просто не давать немцам безнаказанно уничтожать наших парней и девчонок в городе? Ну возьмете вы потом в плен не триста тысяч, а сто, но двести-то уничтожьте! Ведь не сможет немец сюда подкрепления прислать, все их части, армии, корпуса и прочие группы армий задействованы на других фронтах. Там не менее жарко, чем тут, сейчас. Вон подо Ржевом что творится? А в Воронеже? Там десятками тысяч в землю вгоняют, и что, для чего? А все для того, чтобы вы, товарищ Еременко, здесь смогли немцу накостылять. Эх, сколько бы я мог сказать, да что толку-то?
–Они погибнут для того, чтобы вы смогли осуществить задуманное, а не из-за меня. Точно так же, как и я сам должен сдохнуть, для того чтобы все получилось. Что ж, своих слов я назад не беру, приказывайте! Но, если все же разрешите, внесу свой вклад. Прикажите подорвать что-нибудь возле штаба какого-либо батальона на берегу и одновременно, без особого шифрования, сообщите по подразделениям, у кого связь есть, что был совершен налет на штаб батальона, укажите номер. Меня прямо не упоминайте, но можно намекнуть на то, что в расположениях войск работают диверсанты. Скорее всего, взлетевший на воздух штаб их работа. Когда я вернусь к немцам, а это произойдет не так уж скоро, в городе бои, немцы уже должны знать о происшедшем. А теперь основное: все, что вы тут придумали, выдайте в письменном виде. Вот такая подача информации, возможно, и убедит противника. Какой-нибудь потертый планшет нужен, с документами настоящего командира какой-либо части, не липовые. Я принесу им пакет с вашими планами, плюс отчитаюсь об уничтожении штаба. Если фрицы слушают вас, а они, я уверен, слушают, то, возможно, и поверят. Главное, чтобы в бумагах и в приказах по частям не было откровенной брехни, немцы не дураки, сразу поймут. Можно вообще нанести реальные позиции на карты, немцы все равно о них знают, скройте только те, что переместили в последние дни. Немцы ведь берут «языков», знают очень много, поэтому и я боюсь именно того, что кто-либо из пленных может прямо указать на меня. Самое малое, что вам принесет вранье, новый удар по позициям. А могут ведь и сыграть в обратную сторону. Накачают меня дезой и направят назад, в город, доводить до командиров Красной армии. Так что, сами понимаете, риск да, но без правдивой части информации веры не будет. Черт с ним, может, и прокатит, а если нет, ну, значит все, пожил, хватит.
Мне выдали старый потрепанный планшет, в котором были разного рода бумажки. Тут и нарисованные от руки карты, схемы, записки и доклады, были и настоящие карты, типографские, красивые. Все имело вид, будто только что из боя, кажется, даже порохом пахло. Мне предписывалось доставить немцам эту планшетку как трофей из штаба, якобы выкраденный мной лично. Возмущался я, если не поняли, не самому факту воровства документов, это как раз естественное для меня задание, а тому, что было указано в картах и записках. Командование пытается убедить немцев в нашем наступлении там, где его не будет, более того, они устроят ложную атаку с целью привлечь внимание немцев и поверить данным. Наши хотят оттянуть силы немцев с севера, с целью облегчить ситуацию на кургане и в Заводском районе. Вот в этом я и сомневался. Какая атака без танков, без какой-либо серьезной поддержки, одной пехотой. Даже если немцы поверят, они легко отобьют все наскоки, не напрягаясь особо, просто потому, что их банально там больше. Какой масштаб должна иметь отвлекающая атака, чтобы в нее поверил противник? Полком? Не смешно, у Родимцева и других командиров в городе батальоны по сотне человек, откуда возьмется полк, да еще и посланный на убой? Я так и сказал Еременко и предложил, если полк действительно есть, отбить занятые высотки вблизи Волги, вот это было бы нужно. Оставшись без «глаз» на переправе, немцы не смогут ее обстреливать, хотя бы так точно, как сейчас, а это польза нашим защитникам. Плюс, потеряв опорные точки, враг вынужден будет контратаковать, и там можно будет подловить его на сосредоточении или подходе. Но меня не слушали… или не хотели что-то объяснять. Но самое хреновое, как я считал, было в том, что я знал истинные цели дезинформации, и если немцы решат меня допросить, справедливо не поверив этим бумажкам, то дело не выгорит и рискует обернуться катастрофой.
Заслушав все мои доводы, командиры все же решили рискнуть, я повиновался, что поделать, ведь пришел сюда сам. Никто домой меня не отправит: максимум, что мне светит, это колония или детский дом, но свободы я не увижу. Ну я и решился, а что, столько мальчишек сейчас добровольцами служат в армии, многие погибнут, не дожив до Победы, а я что, хуже? Ну, короткая получилась новая жизнь, а что поделать, сам мечтал именно на войну попасть, так что расхлебывай, Захар, и не плачь. Что толку жалеть, никого и ничего у меня в этой жизни все равно нет, терять-то нечего.
