– Пылали закаты, и ливень бил в лицо, – пробормотал Громов, когда очередь дошла до него. – Такая вот у нас с вами земля Санникова образовалась, братцы.
– Хуже, – мрачно сказал Юрий. – Парк юрского периода. Мезозой рыночных отношений.
Сережа счастливо засмеялся. В подставленный стакан снова лилась дармовая водка, собутыльники попались порядочные, не склонные хватать друг друга за грудки и выяснять свои непростые отношения. Благодать!
Из дальнего проулка вынырнул столб света и тут же погас. Выруливший на проспект Мира джип с погашенными фарами медленно полз к углу магазина «Изумруд», на торцевой стене которого сиротливо прилепилась телефонная будка.
– Которые сутки пылают станицы? – поинтересовался Громов, косясь на приближающийся внедорожник.
– Пятые, – легко признался Сережа и лихо запрокинул стаканчик.
– Счастливчики, – вздохнул Юрий. – Не дай бог вам узнать, что такое, когда счет идет уже на недели.
– А хоть и на времена года! – Сережа опять засмеялся. Ему было легко и привольно.
В джипе поползли вниз стекла, и в окнах проступили смутные пятна лиц, повернутых в сторону веселой гоп-компании.
– Что-то меня разобрало, мужики, – пожаловался Громов, внезапно хватаясь за плечи Юрия.
Как и следовало ожидать, того повело в сторону. Цепляясь друг за друга, оба начали отдаляться от освещенной витрины и встревожившегося Сережи.
– Э, вы куда?
Не желая отставать от компании, в которой столь щедро наливали, он двинулся следом, но не по прямой, а вдоль невидимой дуги, намеченной его пьяным воображением.
Джип находился уже совсем рядом, курсируя вдоль тротуара со скоростью гигантской черепахи. Его двигатель работал почти беззвучно.
– Где тот подъезд, о котором вы говорили? – спросил Громов заплетающимся языком. При этом он всей тяжестью налегал на Юрия, вынуждая того продолжать переступать ногами. При таких темпах очень скоро обоих должно было вынести на проезжую часть.
Промахнувшийся мимо них Сережа с четкостью автомата развернулся на месте и начал новый заход, спеша присоединиться к товарищам. Теперь его влекло по правильной синусоиде: влево, вправо и опять влево.
– Нам во двор! – горланил он, показывая направление оттопыренной рукой. Возникло отдаленное сходство с подбитым самолетом, пытающимся взять курс при наличии одного-единственного крыла. Крен Сережи усиливался с каждым шагом. Он вот-вот должен был войти в штопор.
– Веди нас, Сусанин! – крикнул ему Юрий, безуспешно пытаясь отцепиться от Громова. – Видишь, мужик совсем лыка не вяжет. Тяжеленный, зараза.
– Водяра у него осталась? – деловито спросил Сережа.
– Половина пузыря!
– Держись! Сейчас помогу.
Сережа, чудом не протаранив остановившийся джип, двинулся обратно. В его движениях появилась непреклонная целеустремленность запрограммированного робота.
Раздались чмокающие звуки – это одна за другой распахивались дверцы джипа.
– Ыдытэ суда, э! – послышалось оттуда. – Разыгавор эст.
Сережа обернулся. Это было совсем некстати – его словно черт попутал остановиться прямо между двух огней. Развернув Юрия к себе лицом, Громов с силой толкнул его в грудь, прикрикнув:
– Иди нах! Заколебал меня совсем!..
Соприкасаясь с асфальтом исключительно стоптанными каблуками, Юрий стремительно удалялся до тех пор, пока не врезался спиной в Сережу.
– Топтать-колотить!
– Ех-ханый бабай!
Продолжая издавать различные возгласы, оба повалились наземь, как кегли, и случилось это очень своевременно – из джипа уже выбрались три мужские фигуры, а еще одна виднелась в осветившемся салоне. У всех четверых правые руки были вытянуты вперед, и сжимали они отнюдь не визитные карточки.
– Ходи сюда, – предложил Громову тот, который занимал ближний левый фланг.
– Дэньга хочш? – вторил ему идущий следом.
Бац! Это разбилась вдребезги бутылка, уроненная Громовым для того, чтобы взгляды кавказцев синхронно переместились ему под ноги.
А затем раздались звуки совсем другого свойства. Они были столь характерными, что ветеран афганской войны из дома напротив проворно скатился с сомлевшей супруги и бросился на балкон, не желая пропустить зрелище, которое ему давно уже только снилось.
3
(Из устных показаний гражданина Дубинского Юрия Михайловича, опрошенного по факту перестрелки с применением короткоствольного огнестрельного оружия, в соответствии с заведенным уголовным делом номер… статья… дата…)
«Весь вечер дождь поливал невъебенный, прошу прощения, но не я его придумал. А к ночи не то чтобы распогодилось, но уже только моросило, вот я и решил, гм, прогуляться, здоровьице поправить на сон грядущий.
Нет, я не пьющий. Крепко зашибающий, это да. Но это к делу не относится, правильно я понимаю? Вас же не мой моральный облик интересует, а мужик этот, который Олегом представился, верно я говорю?
Ну, мы его с Серегой на Университетской повстречали, когда один пузырь беленькой благополучно раздавили, а о втором еще только мечтали. Тут подходит к нам этот самый Олег, будь он неладен, и говорит, что он, мол, не прочь принять на грудь в приличном обществе, под задушевный пиз… гм, галдеж. А мы чего? Мы ничего. У него же с собой было, так с какой бы это стати мы стали ломаться? Не депутаты на пленарном заседании…
В общем, стали мы выпивать помаленьку. Стаканчик в ларьке позаимствовали, за ним же и пристроились, аккурат под водосточным желобом. Не слишком уютно, но зато удобно – запивать водяру не надо. Рот открыл, дождевой водичкой пополоскал, и порядок. Конвейерная система.
Мокнуть, конечно, мне не очень-то хотелось, но на сухую спать ложиться еще хуже: гадость всякая мерещится, сердечко колотится, пот прошибает. Серега, тоже не из коней привередливых, знай себе, глушит. Короче, стоим втроем, выпиваем культурненько, а мужик этот, который якобы Олег, между делом обещает денег еще на одну бутылку раздобыть. Мамаше, говорит, дозвонюсь, и будет нам много счастья. Никакой демократии с вертикалью власти не нужно.
Разговорились мы с Олегом, обменялись мнениями по разным вопросам. Серега – тот молодой, он все больше сигаретки стрелял да помалкивал, а нам с Олегом было что сказать друг другу. Я ему: «Ты кто по жизни?» А он мне: «Такой же пассажир, как и все». Я: «Э нет. Одни правят, другие едут, такая вот штука». Он: «Уже приехали, Юра. И те и другие. Станция медным тазом накрыта, а называется она Конечная». В общем, веселый мужик, оптимистично настроенный, как и я сам.
Ага. Потом мы звонить пошли из автомата. Ну, из того самого, который пулями потом покрошило. Там посветлее было, я и пригляделся к Олегу хорошенько – как чувствовал, что кому-то его словесный портрет может понадобиться.
