75. Эрих Зуртамский
- Это магия какая-то? - спросил, уходя от неловкости.
- Нет. Это наше внутренне свойство. Ты разве ещё не понял?
Как же, не понял я! Вернее, догадался. Меня за несколько недель этих перемещений ни разу не засекли на территории, где магия была под запретом. Наверное не дураки делали контролирующие магические контуры в академии, обнаружили бы. И если не сразу, не на первом перемещении, то на втором-третьем уж точно.
А уточнил только чтобы знать наверняка.
- А когти как к этому относятся?
В дыму появился «глазок», через который пристальный взгляд прощупал меня, обмял и даже будто потыкал чем-то твёрдым.
- Когти? - задумчиво протянул дед.
- Да, ногти иногда чернеют и похожи становятся на когти.
- Ммм... Было что-то похожее, но что бы прямо совсем когти... А скажи мне, сынок, как ты оказался возле неё? - спросил глаз подозрительно.
- Всегда ночью. Оказывался рядом, где бы она ни была, - вспомнилось, что и в комнату в Академии, и в доме Делегардовых попадал одинаково легко.
Глазок в дыму стал размером с тарелку, и уже два глаза смотрела на меня с жёстким, каким-то колючим подозрением.
- И что, даже не однажды? - настороженно уточнил он.
- Ну я не считал...
И призадумался. Сколько же их было, этих перемещений? Попробовал вспомнить и пересчитать, но сбился. И следующий вопрос отвлёк меня:
- А что с когтями? Тоже ночью?
Дым опять сгустился и заклубился активнее. Я даже улыбнулся, вспомнив моменты, когда появлялись когти.
- Злила она меня очень. Она, дед, парнем прикидывалась. И я когда думал о ней, ещё не зная, что этот выскочка - моя Лиззи, страшно злился. Вот и стали прорезаться. Значит, дед, у тебя тоже такое было?
- Ну прямо до когтей не дошло, но перенос был.
Вроде и голос был такой, как всегда, - спокойный, не громкий. Но... Может послышалось? Будто надсаженый криком, горем или болью.
- Значит, ты тоже...
Курт не ответил. Опять долго молчали среди дыма. Забытый завтрак стыл, а я глядел на него, и не чувствовал голода. Задумчивые мысли бродили в голове, то пиная настроение вверх, как мяч, то проваливая его вниз, словно камень. Вспоминался профиль Лиззи, подсвеченный солнцем, её зло прищуренные глаза, едкие слова, жесты...
От мыслей меня оторвали слова, неожиданно прозвучавшие в курительной:
- Я встретил её случайно. Обедневшая дворянка, с хорошим образованием и вкусом, служила в помощницах у портнихи. Она прибыла с мастерицей к нам в дом, чтобы обшить матушку к новому сезону.
Тихий, не похожий на дедов, хриплый голос привёл меня в замешательство. Я прислушался и даже оглянулся. Это точно он, больше было некому.
- Самый первый её взгляд, и всё в мире замедлилось, как муха в киселе. Упустить такое я, конечно, не смог. Пара дней, и я привычно покорил её сердце, как сердца многих и многих до неё. Пара ночей в каморке на этаже слуг не стали откровением. Да и когда она уехала вместе с портнихой, я позабыл о ней.
Ничего не понимаю. Забыл? Курт, не видимый за стеной дыма, длинно выдохнул
- Позабыл, да только ненадолго. Когда на душе было муторно, я находил её в городе как по волшебству, хотя магию не применял. Просто бродил, задумавшись, по улицам, а приходил в себя от того, что стою на её пороге. Приходил, чувствуя вину, и оставался. Она меня принимала. С тихой улыбкой, ласково, нежно, как если бы любила. А потом я снова уходил.
Кресло заскрипело под стариком, он закряхтел почти с тем же скрипучим звуком, усаживаясь, очевидно, поудобнее.
-То ли отец что-то узнал, то ли почувствовал, не знаю, но как-то неожиданно стал готовиться к моей свадьбе.
Неожиданно! Действительно неожиданно.
- К свадьбе?
Я брякнул, а потом спохватился - это против правил, так с Куртом нельзя говорить. Правда не хотел, само сорвалось. Но Курт будто не заметил и продолжил:
- Да. Я с малолетства был помолвлен с девицей знатного рода, очень и очень знатного, такого, знаешь, что прямо на зависть всем. Тогда молодых не сильно спрашивали. Вот, говорили, тебе невеста, женитесь, рожайте детей.
Курт опять замолчал.
Не то, чтобы я не знал тех странных обычаев, что всё реже встречались в нашей жизни. Но они казались мне далёкими и потому невозможными. Очень-очень далёкими и совершенно дикими.
Представил себе, что это меня заставили бы жениться неизвестно на ком... Собственно, из-за этого я и избегал разговоров с отцом. Я не хотел, чтобы меня заставили. Жениться или принято, что я не хочу пока принимать.
А задумчивый Курт попыхтел трубкой и заговорил снова:
- И я опять шёл к ней. За утешением. За пониманием. За добрым и ласковым взглядом. И она меня встречала. И понимала. И утешала.
76. Эрих Зуртамский
Дымовая стена медленно поредела, и я уже видел смутные контуры деда, что задумчиво и хмуро рассматривал трубку в своих руках.
- Я совершенно случайно обратил внимание, что её фигура изменилась. Я сидел на краю кровати, а она потянулась что-то взять с верхней полки, и её округлившийся живот оказался на уровне моих глаз, - тихое хмыканье, видимо, означало недоумение, а может, насмешку над собой. - Я, конечно, спросил. Ну не просто спросил... Наорал на неё.
Сильно.
Курт поднёс трубку ко рту, и дым снова стал густеть.
- Потом просил у неё прощенья, умолял простить и уговаривал жениться. На мне же был амулет гуляки [противозачаточный амулет], а тут такое... Первой мыслью было: обманывала меня! Но как? Опоила? Приворожила? Я и взбесился.
По голосу было слышно, что Курт улыбается. Только, думается мне, радости в этой улыбке было немного.
- Представь только себе, сынок, что она ответила. Тихим своим, ласковым тоном. Она не хотела признаться, ведь я бы не принял ребёнка. Сказала, что она мне не пара и что собиралась уехать куда-нибудь подальше от столицы, открыть свою швейную мастерскую
- одежда везде нужна. Портниха, у которой она работала, давала ей грамотку, в которой рекомендовала мою Софи как достойную мастерицу. А уж то, что она раньше работала в самой столице, помогло бы ей на первых порах. Прожила, и дитя вырастила бы. А что беременная... Так, сказала, что истинному чувству никакие амулеты не помеха.
Тяжёлый вздох.
- Я ещё сомневался, хотя то, что я мог найти её в любом месте, даже самом удалённом, уже о чем-то да говорила. Но я сказал, что у моего сына всё будет только самое лучшее. И пошёл к отцу.
Да мой дед Курт мощным парнем был - пойти вот так отстаивать своё право на счастье в те времена и в той ситуации... Я представил, как сам пришёл бы к отцу с таким разговором. Всё было бы непросто, пожалуй.