— Между нами все кончено, — заявляет она, а я в это время думаю о том, что его родители бедняки и постоянно ссорятся, что ее родители вообще разошлись, и какие они несчастные и как они делают друг другу все больней, больней и больней. Как часто, как часто, как часто я желаю, чтобы я вообще не родился.
Геральдина замахивается палкой, которую держит в руке, и кричит:
— Уберешься ли ты в конце концов и оставишь нас одних?
Как побитая собака Вальтер плетется прочь и исчезает в темноте между деревьями. Геральдина сразу же отшвыривает палку и бросается мне на шею. Целует меня. Она вся горит.
— Пошли…
— Не сейчас.
— Прошу тебя. Сейчас. Пожалуйста.
— Нет, — говорю я. — Нам пора на ужин.
Она прижимается ко мне.
— Зачем нам еда?
— Нет, — говорю я. — Нам надо на ужин. Особенно мне. Я вообще должен вести себя как можно тише. Я вылетел уже из пяти интернатов. Это последний. Больше меня уже никуда не примут. Ты должна подумать и обо мне.
— Я буду… Обязательно буду думать о тебе… Я никогда не буду создавать тебе трудности, мой любимый, никогда… Я буду делать только то, что ты хочешь… если только ты останешься со мной…
А теперь позвольте спросить вас: вы считаете, что жизнь прекрасна? Всего пару минут тому назад Вальтер вел себя здесь так же униженно и беспомощно, как сейчас Геральдина. То, что я в данный момент в роли господина, — чистая случайность. Я в ней, потому что я не люблю.
— Тогда после ужина, ладно?
Я киваю.
— Опять в овраге..? В нашем овраге?
Я киваю. Но про себя твердо решил, что после ужина сразу же помчусь в «Родники». Я не пойду в овраг. Я вообще не приду больше к Геральдине. Никогда. Ни за что. Во время драки, во время всех этих разговоров мысль моя то и дело возвращалась к Верене. Я думал о том, что ей предстоит. О том, что в четверг в клинике я увижу ее. Верена. Верена. Верена.
— Я так счастлива… Ты не можешь себе представить, что для меня значит сегодняшний день, — говорит Геральдина.
— Пошли есть.
— Хорошо — быстренько поедим. И в овраг! Луна светит… Я в школе приготовила одеяло… Если бы ты знал… Если бы ты знал…
— Что?
— От одного твоего прикосновения я уже почти кончаю. Я люблю тебя, Оливер, я так тебя люблю…
— Если сейчас нас не будет на ужине, то нас засекут. Я себе такого позволить не могу. Тем более не могу себе позволить опять влипнуть в историю с девушкой. Шеф только и ждет чего-нибудь такого.
— Ладно, Оливер, ладно, я иду. Ты, конечно, прав. И еще я знаю, что ты меня не любишь…
Отвечать мне что-нибудь на это? Нет!
— … А любишь ту женщину, которой ты отнес браслет…
На это я как и положено отвечаю:
— Это неправда!
— Нет, это правда… я не знаю, кто она… И знать не хочу… пока… пока ты мне не скажешь то, что я сказала только что Вальтеру.
— Что?
— Уходи прочь. Убирайся. Оставь меня в покое.
Бедняга Вальтер, если б ты знал…
Бедные люди, если б все они знали…
Все-таки какое счастье, что мы так мало знаем, верно?
13
Триста детей ужинают. Столовая находится в подвале главного здания. Много длинных столов. Приходится есть в две смены по сто пятьдесят человек в каждой. Больше зал не вмещает.
Столы весьма изысканно сервированы, воспитатели и учителя следят, чтобы никто не жрал, как поросенок. Как правило, с нами сидит и ест шеф. Я слышал, что в прошлом году он сажал за стол вместе мальчиков и девочек в надежде, что они лучше будут держать себя за столом. Надежда не оправдалась. В этом году шеф испытывает новую систему. Все девочки сидят слева, мы — справа.
Вы не можете себе представить, сколько персонала в таком вот интернате. Поварихи, официантки, судомойки, чистильщицы картошки. Надо накормить триста детей! Три раза в день! Показывая мне мое место, шеф сказал:
— Мало-помалу я впадаю в уныние, Оливер.
— Почему?
— Не хватает персонала. Все уходят. Внизу, в Росбахе военный городок. Туда сманивают от меня людей. Сколько б я не платил, бундесвер предложит еще больше! Ну а девушки — те вообще сходят с ума по ребятам из казарм. Если дела так пойдут и дальше, то вам скоро самим придется чистить картошку, мыть посуду и накрывать на стол!
На этом ужине происходит история с Ханзи и маленьким принцем Рашидом. Попытайтесь наглядно представить себе: большие и маленькие мальчики сидят за одним столом вперемежку. За моим столом сидят Ной и Вольфганг и еще пара больших ребят, а один стул свободен. Я, естественно, тут абсолютно не при чем. Свободный стул рядом со мной. Конечно, Ханзи тут как тут и хочет его занять. Но шеф ему говорит:
— Погоди, Ханзи. Ты уже здесь давно, у тебя есть друзья среди младших мальчиков. Сядь с ними. Ты тем самым сделаешь приятное Али.
— Мне насрать на Али, — сквозь зубы говорит Ханзи.
— Ладно, я этого не слышал, — говорит шеф. — Но следующий раз я такого не пропущу мимо ушей. Ясно, Ханзи?
Маленький калека кивает и глядит на меня, его глаза вновь горят.
— На этот стул сядет Рашид, — говорит шеф. — Господин Хертерих докладывает, что он просил об этом. Потому что сегодня вечером Оливер кое в чем здорово ему помог. Верно?
— Не имею представления, — говорю я и смотрю на маленького принца, который оделся как на официальный прием.
— Я не хочу ябедничать, — говорит принц по-английски.
— Я тоже не хочу, чтобы ты ябедничал, — говорит шеф. — Я и без того знаю, что произошло. Господин Хертерих все мне рассказал. С вашей стороны, Ханзи и Али, это было настоящее свинство. Пожалуйста, Рашид, садись…
— Большое спасибо, — говорит принц и садится между Ноем и мной.
— … А ты иди туда и сядь с Али, — говорит шеф.
Ханзи уходит. Проходя мимо меня, он бормочет:
— После еды мы еще потолкуем.
Все словно в дешевом детективе! Но тем не менее у меня под ложечкой мерзкое ощущение…
Рядом с моей тарелкой лежит красная роза. Вольфганг и Ной уже изрядно нашутились по этому поводу еще до того, как мы с Рашидом сели за стол. Она их страшно забавляла эта роза.
— Пожалуйста, оставьте Оливера в покое, — просит принц.
— Мы не со зла, — говорит Ной. — Ах, любовь, любовь — дар небес.
— Не имею ни малейшего представления, откуда этот цветок, — вяло защищаюсь я.
В ответ на это Ной и Вольфганг обмениваются взглядом и затем смотрят на Геральдину, которая сидит очень далеко от нас за девчачьим столом и наливается пунцовой краской под взглядом моих товарищей. Господи, за что мне все это?
