тягаться с отцом, Ясемин, — голос Атеша звучит сочувствующе, — у него связи в полиции. Батманов иностранец, конечно суд встанет на сторону Эмира Дениза.
— Будь твой отец на вашей стороне, у тебя был бы шанс, — поддерживает его Доган. — Но он не станет портить отношения с нашим. Побоится.
Омер вспыхивает, но ничего не отвечает.
— В любом случае я тут не останусь, — застегиваю чемодан и ставлю его на пол. — Дамир не уличный бродяжка, он в состоянии нанять хороших адвокатов. Я свяжусь с его родителями и с консулом.
Атеш хочет что-то сказать, но видит на безымянном пальце моей правой руки обручальное кольцо и только тихо вздыхает. Дамир успел всунуть мне в руки коробочку, когда его уводили, и я сразу надела его на руку.
Доган хмурится, а я иду в комнату Лале и выволакиваю ее чемодан.
— Собирайся, доченька, мы уезжаем.
— Уезжаем? Куда? — удивляется малышка. — Зачем нам уезжать, мамочка? Мы тут так весело иглаем с дедушкой и Атешем!
— Иди сюда, — подзываю ее и беру в руки маленькие ладошки. — Лале, мы должны помочь твоему папе. Он попал в беду, нам надо его спасти.
— Мой папа? — малышка расширяет глаза. — Он здесь? Он плиехал?
— Да, милая, он здесь. И ты его знаешь. Это Дамир.
Лале опускает глаза и шмыгает носом.
— Он не хочет, чтобы я была его дочкой.
— Хочет, доченька. Он просто не знает. Когда-то я была замужем за Дамиром, недолго. Мы быстро развелись, и я уехала в Измир. Там родилась ты, и Дамир ничего о тебе не знал. Я ему не сказала.
— Почему? — строгий, осуждающий взгляд собственного ребенка выглядит приговором. — Ты же знала как я по нему скучаю?
— Прости меня, прости, — покаянно опускаю голову, — он был женат, я думала только о себе. Думала, что ему все равно.
— А ему не все равно? Дамиру? — внезапно спрашивает Лале с незнакомыми, взрослыми интонациями. Поднимаю голову и ахаю.
— Доченька, ты сказала «р»! У тебя получилось! — всплескиваю руками и обнимаю малышку, которая ошалело хлопает глазками.
— Дамир мой папа, — шепчет она, отстраняется и восторженно шепчет, прижимая ладошки к раскрасневшемуся личику. — Мамочка, ты слышишь? У меня получилось!
* * *
Мы с Лале спускаемся по лестнице вниз. Я тащу чемоданы, Лале несет свои игрушки. В холле все уже в сборе, Атеш бросается мне на помощь и перехватывает чемоданы.
— Почему ты не позвала, чтобы тебе помогли, Ясемин?
— Потому что я больше не гостья в этом доме, — отвечаю с вызовом, глядя на Эмира. — И я не имею права пользоваться помощью прислуги.
— Что это за представление, Ясемин? — отрывисто спрашивает Эмир. — Куда ты собралась?
— В отель. На вокзал. На улицу. Куда угодно, лишь бы подальше из этого дома, — отвечаю ему не слишком приветливо. — Я и так здесь задержалась, Эмир-бей.
— Ты никуда не поедешь, — заявляет он свысока, — отдай чемоданы Атешу с Доганом и иди в свою комнату.
— Вы не расслышали, Эмир-бей, — заявляю устало, — я больше не буду жить в этом доме. Как и в доме господина Оздена. Я дала согласие Дамиру Батманову, мы с ним обручены. Лале его родная дочь, и она об этом знает.
В качестве доказательства поднимаю вверх руку с обручальным кольцом.
— Надеюсь, мне не придется вызывать полицию в связи с насильственным удержанием, Эмир-бей. Или у вас за такое не несут ответственность?
Он впивается в кольцо хищным взглядом. На его лице играют желваки, он некоторое время молчит. Затем закладывает руки за спину и отходит в сторону.
— Ладно, можешь идти.
Это так неожиданно, что я шокировано оборачиваюсь, глядя то на Атеша, то на Догана. По их лицам видно, что они сами озадачены поступком отца.
Крепче сжимаю руку Лале и делаю шаг в направлении двери.
— Сама, — останавливает меня хлесткий окрик, — без девочки. Лале останется здесь.
Разворачиваюсь к человеку, которого считала своим покровителем, и который сейчас кажется выходцем из ада.
— Это моя дочь, — говорю негромко, чтобы не испугать малышку, — и она пойдет со мной.
— До первого полицейского, — пренебрежительно отвечает Эмир. — А дальше я расскажу, как к тебе в спальню по ночам шастает любовник. Служба опеки отберет ребенка в считанные минуты, и ты больше никогда ее не увидишь. А так я возможно разрешу вам видеться. Скажем, раз в месяц.
— Кто вам ее отдаст? — вскидываюсь возмущенно. — Вы ей никто.
— Я оформлю опеку по заявлению ближайшего родственника, — Эмир показывает глазами на Оздена. — Мы уже обо всем договорились.
— Папа? — забываюсь настолько, что не называю Омера по имени. — Ты правда это сделал, папа?
Он отводит глаза. Передо мной все расплывается как на акварели, на которую попали капли воды.
— Как ты мог? — шепчу, неверяще глядя на человека, которого только что назвала отцом.
— Хватит устраивать сцены, Ясемин, — обрывает меня Эмир, — или возвращайся к себе и готовься к свадьбе, или уходи. И не пытайся искать справедливости в суде, у тебя нет шансов. За тебя некому поручиться.
— Хватит, отец, — возражает Атеш, — мы с братом не позволим тебе обижать Ясемин.
— Молчи, — перебивает его Эмир, — вас никто не станет слушать. Два сопляка. Никто во всей Турции не посмеет пойти против меня.
— Так уж и никто, — раздается от двери скрипучий голос. — Не много ли ты на себя берешь, Эмир-бей?
Я поднимаю голову и сквозь пелену слез вижу высокую фигуру.
— Вы? — шепчу изумленно. — Вы пришли?..
* * *
— Хасна! — Эмир резко разворачивается и вслед за мной вперяется взглядом в бабушку Озден, которая ступает в холл и останавливается, скрестив руки на груди. — Ты зачем пришла?
— А ты думал, я позволю тебе безнаказанно распоряжаться судьбами своих внучек? Приди в себя, Эмир-бей, — ворчливо отвечает ему Хасна.
— Госпожа Озден! — всхлипываю, заламывая пальцы. Мне хочется броситься ей на шею, и в то же время я не знаю, как она воспримет такое пылкое проявление чувств.
Зато Лале никого не стесняется.
— Бабуля! — кричит она, подбегает к Хасне и обнимает ее за ноги. — Как хорошо, что ты пришла! Они злые, хотят меня у мамы забрать.
Дочка поворачивается к Омеру и Денизу и грозит им пальчиком. Затем снова прилипает к ногам бабушки.
— Ты же меня им не отдашь?
— Не отдам, моя ненаглядная, — Хасна гладит малышку по голове, поднимает глаза на меня, мы встречаемся взглядами. Она продолжает уже тише: — Я и так слишком много наделала ошибок, больше такого не повторится.
— Госпожа Озден… — всхлипываю и все-таки бросаюсь ей на шею.
— Ну все-все, успокойся, моя красавица, — она крепко меня обнимает, целует в макушку и добавляет ворчливо: