словам. Я уже прошла через предательство и так боюсь, что подобное повторится снова.
— Если ты не забыла, я тоже не понаслышке знаю, что такое предательство, а тот, кто испытал подобное на своей шкуре, никогда так не поступит сам.
— Прости, я была такой эгоисткой, думала только о себе! Обещаю, что впредь никаких нелепых выходок и даже намека на недоверие.
Он обнял меня крепче, и я расслабилась. Решение открыться было верным — дышать на самом деле стало проще. Но не до конца, потому что самого главного, того, о чем не знает никто, я ему не рассказала. И я могла бы промолчать, но чувствовала острую потребность быть честной до конца…
— Его измены пережить было очень тяжело, но главной причиной нашего развода стало все-таки не это.
Он снова напрягся, я ощутила как его пресс, на котором лежала моя ладонь, словно налился свинцом.
— Что может быть хуже измены?
— Он меня бил.
***
Свят с секунду молчал, а потом аккуратно снял с себя мои руки и сел.
— Что он делал? — переспросил, словно проверяя свой слух на достоверность.
— Он поднимал на меня руку.
В темных глазах светился шок, ужас, недоверие.
— То есть…
Оказалось, признаться одной фразой было гораздо легче, чем потом объяснить все более доступно. Но раз уже начала, не было смысла утаивать что-либо.
— Это не сразу началось, не подумай, я бы никогда в жизни не связалась с человеком, заведомо зная, что он способен на подобное. Все произошло потом, спустя несколько месяцев, когда я начала догадываться, что он мне изменил. Банально — но я увидела на воротнике его рубашки следы чужой помады. Я спросила, что это и, конечно, он сразу же нашел, что ответить: что это женщины-коллеги поздравили его с блестящим докладом, кто-то целился в щеку и слегка промахнулся, бывает. Само собой я не поверила, попыталась вывести его на чистую воду… тогда-то мне впервые и прилетела первая пощечина.
Свят подскочил с постели так резко, что я вздрогнула и испугалась его вот такого. С пылающими яростью глазами и гуляющими на челюсти желваками.
Он подошел к окну, потом резко развернулся и в какой-то горячке дошел до двери. Пальцы были сжаты в кулаки, и я боялась, что он что-нибудь сейчас разобьет на эмоциях. А то, что его буквально штормило, с легкостью читалось по всему.
— Сколько раз? — спросил он, шумно выдыхая воздух.
Я не сразу поняла, что он имеет в виду.
— Что — сколько раз?
— Сколько раз этот мудак тебя ударил?
— После первой пощечины я твердо была намерена уйти, но ему удалось вымолить прощение. Он приводил доводы, что это все эмоции, не сдержался. Что не выносит недоверия и что страшно раскаивается. Я поверила ему, дура, а через пару месяцев он ударил меня снова. Снова пощечина и снова мольбы понять и простить. Когда он поднял руку в третий раз, я собрала вещи и съехала. В тот же день подала на развод…
Звон стекла заставил вскрикнуть — это разбился о стену стакан. Свят был не просто злой, он был в бешенстве.
— Почему ты не рассказала мне об этом сразу? Почему?!
— Мне было стыдно! Никто не знал об этом до сегодняшнего дня. Стыдно за то, что была такой дурой — нужно было уходить сразу же, не дожидаясь повторения.
— Я его закопаю, — процедил Свят, и произнес это так уверенно, что я испугалась — подскочив с кровати, обняла его, пытаясь успокоить. Окаменевшее тело не откликалось на ласку, но я все равно торопливо гладила его по спине, ее оставляя надежду привести в чувство.
— Пожалуйста, только давай без этого всего, хорошо? Мы развелись, я выбросила эту часть прошлого из головы…
— Он. Тебя. Бил, — выделяя каждое слово проговорил он, по чуть-чуть оттаивая. — А ты молчала! Я же не знал!
— Я не обвиняю тебя ни в чем…
— Так я тоже вел себя, получается, как последний мудак. До наших отношений… — он снова, как и часом ранее, заключил мое лицо в свои ладони и посмотрел мне в глаза: — Тебя больше никто и никогда пальцем не тронет, я тебе обещаю.
— Я тебе верю. Каменная стена и все такое… — постаралась свести все на шутку, чтобы снизить градус напряжения. — В конце концов хотя бы вторая попытка должна быть удачной.
Мы обнимали друг друга, думая каждый о своем. И вроде бы он стал потихоньку оттаивать, но какое-то нехорошее предчувствие никак не желало отпускать.
— Надеюсь, про «закопаю» ты пошутил? — прошептала я, пытаясь скрыть в голосе тревогу. — Свят! Пожалуйста, скажи, что ляпнул это на эмоциях.
— Я ляпнул это на эмоциях. Конечно, я пошутил, — механически повторил он, поглаживая мою поясницу. — Не волнуйся.
Именно с этой секунды я начала волноваться.
Глава 29
Я проснулась утром и сразу почувствовала, что его половина постели пуста. Самая первая мысль — наше примирение мне просто приснилось, но потом, вспомнив все, что было, поняла, что такое точно не приснилось бы.
Сколько уже можно бояться и накручивать себя, в конце концов! Мы вместе, все хорошо. Наконец-то я рассказала ему всю правду и уже давно не чувствовала себя настолько легко. Как будто даже крылья выросли.
Потерянная работа, сплетни… все это такие мелочи.
— Свя-ят, ты в душе? — я сладко потянулась и, прислушавшись, поняла, что в ванной тихо. Приподняв голову, обернулась, надеясь отыскать его на кухне, как обычно с планшетом у окна за чашкой крепкого чая, но там его не было тоже.
Начало восьмого утра, даже если его величество решило посетить пары, но не в это же время.
Может, он ушел за чем-нибудь к себе? Бо́льшая часть гардероба и прочие мелочи остались в его квартире, он часто уходил, чтобы забрать забытые наушники, пару носков или футболку.
Да, скорее всего у себя.
Я встала, почистила зубы и, включив кофеварку, вышла на лестничную клетку.
— Свят, открывай. Я знаю, что ты здесь, — постучала в соседскую дверь, но ответом мне была лишь тишина. — Свят!
А вот это уже не смешно!
Куда можно уйти в такой ранний час не предупредив?
Я снова вернулась домой и выглянула в окно — ну конечно, его машины нет на месте.
Может, он поехал в булочную? Ночью, уже засыпая, я сказала, что продала бы душу за круассан с шоколадом на завтрак. Неужели додумался? Даже настроение поднялось… и тут я увидела на барной стойке почему-то не замеченный ранее бумажный пакет.
Ароматные круассаны. То,
