— Села? — спросил меня. Я кивнула. Он захлопнул дверь.
— Ты не думай, что мать у Пашки ненормальная, — внезапно начал Вячеслав, усевшись за руль. — У неё муж, отец Пашкин, разбился на мотоцикле ещё в молодости, Пашка мелким был. Ну и… скончался на операционном столе, — Марков быстро взглянул на меня. — Там ситуация такая, что довезти-то успели, но не выжил бы он. Без вариантов… — Пашин друг помолчал, сжав большими руками руль. Я тоже молчала, ждала продолжения. Конечно, я могу понять мать. Когда так муж разбился, умер в больнице — и вцепишься в сына, и врачам доверять не будешь.
— Маргарита Евгеньевна уверена, что виноваты врачи. Надо человеку кого-то винить… А на Пашке отразилось. Он лет в пятнадцать или младше… — Марков задумался, — с крыши гаража упал, — взглянул на меня, — даже подробностей не спрашивай. Ну и ногу сломал Пашка. А мать запретила оперировать. Так в больнице хотели судиться с ней. Там всех, кто мог на неё повлиять, подключили. Сергеич ходил, орал на неё. Кое-как уговорили.
— Ясно… — быстро кивнула я, смотря вниз, на свои руки.
— Ну и сейчас… Пашка уже не маленький, понятно, что никто её спрашивать не будет. А эту бумажку мы состряпали, только ему восемнадцать исполнилось, чтоб сам имел право подписать. Ну так… на всякий. Ты меня не узнала, Аля? — внезапно спросил Марков. — Я вас с Пашкой на два года старше. Слава Марков — не помнишь?
Я виновато покачала головой. Вроде был у Пашки какой-то друг постарше. Да у него половина школы ходила в друзьях.
— А я тебя помню, — улыбнулся Слава. — И даже кое-что про тебя и Пашку знаю, но тебе не скажу.
Что он может про нас знать? Мы в школе не общались даже. Наверное, толком ни разу и не разговаривали.
— Я тебе вот что хотел сказать, — вдруг начал Пашкин друг, — про Лену.
— Вячеслав, вы меня совсем не знаете, а разговоры мы такие ведём, — попробовала остановить его я.
— Какие такие? Обычные разговоры. Дослушай сначала. Ты, Алевина, в отношения Пашки с женой не лезь. Подожди немного.
— Я и не лезу. Мы расстались с ним, — устало пояснила я.
— Это вряд ли, я про такое не слышал, — отмахнулся от меня Вячеслав. Это что же?! У него и друзья как он сам? Мнение женщины ни во что не ставят? Марков продолжил дальше:
— Они сами своей семьей решат, как им дальше быть. Пусть Лена не думает, что из-за другой женщины… — он уставился на меня. — Понимаешь?
Я качнула головой, отвернулась, посмотрела в окно.
— Это не из-за тебя. Может, из-за тебя тоже… Но у них давно так… Чёрти как. И из дома Пашка не в первый раз уходит. Не может с ними жить.
Слава помолчал. Потом добавил:
— И пока Лена с Маргаритой Евгеньевной вместе в одной квартире, толку не будет. Они ж там друг другу только и поддакивают. Про мать Пашкину, повторюсь, плохо не думай. Это она меня не любит, взъелась. Как увидела Пашку подростком на моей Яве, так чуть Маргариту Евгеньевну удар не хватил. Не пускала меня к ним на порог. А мы с Пашкой дружим с детсаду. Тебя, Аля, куда везти?
Я выдохнула порывисто, чувствуя, что подступают к глазам слёзы. Со всех сторон он меня обложил. И друзей своих подключил. Или они сами такие у него участливые… Вот тебе и рассталась, и отпустила от себя. Вячеслав так говорит, как будто Пашкин разрыв с женой — дело решённое. И сам Птолемеев странные слова мне сказал. Запрещает себя бросать… Не вмешиваться Марков советует — это плыть мне по течению, ждать, как оно вывернется.
— Алевина? Домой или куда?
— Домой. Ты выезжай пока на проспект, и в сторону нашей школы. А дальше я подскажу.
Глава 39. Масленица и раф с блинами
Масленица — красивый русский народный праздник. В этом году масленичная неделя началась с двадцать восьмого февраля, а самый веселый, праздничный день выпал на шестое марта. Прощаются люди с долгой зимой и надеются на тепло. Вот и я надеюсь.
Вроде и праздник изначально языческий, но по перенятым христианским традициям нужно приблизиться к прощению всех обид, покаянию, примирению с родными и близкими.
Сегодня мы вместе с Пашкой и детьми гуляем в городском парке. Вечером здесь будут сжигать чучело, но сейчас, днём, вовсю идёт веселье. Если так уж разобраться, то всё, что здесь сейчас происходит, это должно идти в четверг.
Понедельник — встреча, вторник — заигрыш, среда — лакомка, четверг — разгул. Вот когда с размахом начинается Широкая Масленица.
Хороводы, катания с горки, прыжки через костер, кулачные бои, все это в сопровождении песен и плясок. Тут городские коллективы стараются, кто во что горазд. Ещё традиция — взятие снежного городка. Дети и взрослые строят снежную крепость, делятся на две команды и начинают игру. Ну а у нас по факту уже всё построено, да и снега мало, но заранее заготовленными снежками кидаются весело.
Лёшке, Сашке и Коле нравится — носятся втроём, с другими детьми. Излазили всю крепость, начали вместе её разрушать. Я уж прикрикнула не ломать, а кто-то сказал — а пусть ломают! Это как раз в дань традиции.
Я присела на лавочку, наблюдая за детьми. Прищурилась, пригрелась на ярком солнышке. Сбоку ко мне подошёл Пашка. Мы утром все встретились уже здесь, в парке. Он вместе с Колей подъехал, и мы пошли гулять.
— Я могу угостить тебя кофе? — спросил Пашка, подсаживаясь. Я быстро кивнула.
— Держи, — Паша протянул мне картонный стаканчик.
— Что это? — спросила я, улыбаясь.
— Раф. Но уже не мандариновый.
— Откуда взяться мандариновому весной? Всё — сезон мандаринов закончился. Так а этот какой? — спросила, сама уже отхлебнула и сама же ответила. — Халвичный. Тоже сладкий.
— Слушай, ну блинный раф достать не получилось, — посмеялся Пашка. — Но я купил всем блинов, — он кивнул на стоящий рядом пакет со стопкой блинчиков на картонных подложках. И в ячеистом подносе три чая. Ещё один стакан кофе Птолемеев держал в руке.
— Блинный раф готовить ешё не научились, — рассмеялась я в ответ. Хотя я бы не удивилась. Чего только не выдумывают…
— Мы с Леной подписали бумаги. Теперь официально в разводе, — продолжил Паша, крутя в руках свой стакан.
— Значит, ты теперь завидный жених? — спросила я, пожалуй, слишком невесело, хотя яркое солнце, праздник, играющие дети — всё располагало, чтоб порадоваться.
— Ну да, с прицепом, — улыбнулся Паша.
— Так вроде только про женщин говорят, — покачала головой я. — А ты…
— А я хочу на правах свободного мужчины тебя куда-нибудь пригласить, — перебил меня Птолемеев.
— Пригласи, пожалуй, — ответила я в тон ему, пока солнце слепило в уголок глаза.
— Жди приглашения, — кивнул Птолемеев, потом сделал глоток своего кофе. Так я вот уже… только что и ждала.
