будто пробудил их, напомнив, что они не одни. — Сколько их осталось?
— Человек пять осталось, но капитан, кажется, убит, — Ишас встал, — так что нам надо идти, помочь оставшимся солдатам и хотя бы потушить огонь, — он схватился за голову, пытаясь справиться со всем.
— Солдаты тебя прикончат в тот же миг! Ты для них теперь такой же азкаретец, предавший Империю, предавший императора, впустивший врага на территорию. Включи голову, ты ж не дурак. — Луйс попытался донести очевидную мысль до Ишаса.
— Если падет весь отряд, никто не будет разбираться! Мы можем еще все объяснить…
— Щенок! Ты понимаешь, о чем говоришь? Патани знал, что сюда придет Аз-Карет, Патани нужны те, кого он в этом обвинит, чтобы, не развязывая войны, забрать насовсем эту землю. Без податей, без заставы. И люди на этой земле ему в принципе не нужны.
Осознание безвыходности ситуации Ишас выразил крепким словом, из-за чего повернулся к Иде, ища прощения. Но Ида будто и не слышала их разговора, она смотрела в одну точку, а по лице продолжали течь ручейки слез. Руки, измазанные в крови, дрожали. Ишас опустил голову, пытаясь найти хоть какое-то решение, чтобы спасти ее, спасти всех, кого сможет.
— Вам нужно оставаться тут, а этим солдатам нельзя добраться до города. Иначе завтра здесь будет армия, ты понимаешь, о чем я? — он не завершил свою речь, увидев испуг Иды. Она очнулась и переводила взгляд с одного на другого, словно не понимала, где находится. — Позаботься о ней, — с этими словами Луйс вплотную подошел к Ишасу. Ида не видела его глаз и выражения лица, но почему-то была уверена, что он одним взглядом убедил Ишаса. Тот кивнул.
— Никуда не уходите, пока я не вернусь, — Луйс похлопал Ишаса по груди, будто они были лучшими друзьями, и сжал плечо.
— Но куда ты? — Ишас вытер ладонью предательски скатившуюся слезу, еще не хватало в такой момент.
— Я же сказал, солдаты не должны добраться до города.
— Ты один не справишься! — пытался возразить Ишас. — Я могу пойти с тобой.
— Я не один, а ты нужен здесь, — Луйс кивком указал на Иду.
— Будь осторожен! — Ишас кивнул и сжал ладонь Луйса, которая держала его за плечо.
В ответ раздался лишь горький смешок, от которого холод пробежал по коже.
* * *
Меня переполняло счастье. Не помню, когда в последний раз испытывал подобное. Я не сразу поверил своим глазам. Так легко. Как же легко оказалось направить ее руку. Одно движение и нет пути назад — душа запятнана. Ты помнишь свою заповедь, Отец? Не убий. Она убила. Твое дитя, твой шанс смертным разбился перед лицом страха. Ты обвинишь меня, не так ли? Но я всего лишь явил ей ее суть, помог решиться. Я лишь оказался невольным свидетелем своей правоты. Они не могут быть чисты и святы. Что ты будешь делать теперь? Кто сейчас спасет этот мир? Я победил. Но почему ты медлишь? Почему не выполнил свое обещание? Невинной души больше нет и спасти их больше некому. Обрушь свой гнев. А я вернусь на небо победителем. Теперь и ты и все они узнают — я был прав, они не заслуживают прощения и спасения.
Что-то не так. Почему я чувствую боль. Что это? Мою руку жжет, словно… это слеза? Нет. Не может быть. Ее слеза не может жечь меня, только чист… не-е-ет, это невозможно. Убийство не осквернило ее? Ты играешь не по правилам!
Глава 17. Наказание (Ранее 22 и 23. Тишина и Тайное место)
Прошла неделя с самой черной даты в календаре для всего Азрета. Траур они пронесут еще 33 дня в память о тех, кого не уберегли. Да и был ли шанс. Их застали врасплох. Их обманули. Втерлись в доверие и нарушили закон. Кто-то их предал. Кто-то солгал. Кто-то впустил зло на их землю.
Их было тринадцать. Небольшой отряд азкаретцев, проникший в деревню тайком, под покровом ночи. Они были беспощадны и жестоки, будто не смертные вовсе. Одни резали своими зульфикарами солдат, убивали отравленными стрелами, другие жгли, третьи охотились за женщинами. Девушками. Девочками. Они не были пьяны. Они не были голодны. Они не были одурманены. Они были объяты жаждой, ослеплены силой, данной им властью. Защитники Заравата оказались разделены и застигнуты врасплох. Патруль и тех, кто был в кузне и на конюшне — убили сразу. Остальные, отряд капитана, слишком поздно услышали присутствие посторонних в деревне. И завязалась жестокая битва. Тринадцать ничто против полусотни. Но когда все закончилось, не осталось никого — ни азкаретцев, ни зараватских солдат. И деревне предстоит решить, как сообщать Императору о произошедшем. Если даже капитан, который видел, как азкаретцы убивают сельчан, был уверен, что отряд сюда попал не случайно, а был вызван намеренно. Он поклялся, что когда все закончится, вся деревня предстанет перед судом Императора и будет казнена за измену. Но он уже не увидит, как все закончилось. И скоро все закончится для Азрета.
Но об этом никто не думал. Неделю над деревней кружил пепел и слышался лишь стрекот цикад. Никаких звуков. Многих не стало. Пота, убитого в собственном доме. Йофаса, прибитого к стене копьем, выкованным им самим. Малышки Адумы, сожженной заживо в кедровой бочке, куда она спряталась от страха. Руна, застреленного при защите Игиль. Стефа и Миро — чьи отрубленные руки отдали на съедение псам. Лоель, обесчещенная и убитая. Петера, утонувшего в луже, не сумевшего выбраться из-под прижавшей балки. Авела, задушенного. Всех тех, кто пропал — сброшен со скалы или унесен течением реки. Скорбь в деревне опустошила сердца и мысли. Ни слов, ни плача. Тишина, словно сама деревня вымерла вслед за невинно убитыми. Ида сидела и прокручивала в голове каждое имя. Снова и снова.
— Ида, тебе надо поесть что-нибудь, — не оставлял попыток Ишас. Хотя он сам не помнил, когда в последний раз что-то ел. Эти дни прошли в каком-то мороке. Они хоронили родных, пытались хоть как-то восстановить разрушенные постройки, смыть кровь с улиц и домов, вывести дух смерти. Но он не улетал, кружил и кружил. Все эти дни Ишас и Ида жили у Старухи Игиль — кто бы мог подумать. Ида не могла вернуться домой, а Ишас не мог входить в кузницу, где…
— Да, но мне не хочется, — Ида будто знала, что всплыло в его памяти и отвлекла, разогнала эту картину, которая и так преследовала Ишаса во снах в те редкие
