Фуфел не ответил. Ему снился парк, полный огромных деревьев и крохотных, на один укус, почтальонов. Лапы его подергивались, и всякий раз, хрумкая крохотной головой, он сонно взрыкивал. В грезах почтальоны на вкус — как курица.
Император меж тем продолжал:
— Но как бы приятно это ни было, нам все ж не дают покоя муки совести, тревожит ответственность. Два месяца мы выслеживаем этого изверга, но к тому, чтобы его действительно найти, не приблизились ни на шаг. Однако же вот лежим, наслаждаемся погожим деньком. А в этих облаках я вижу лица его жертв.
Лазарь перевернулся и лизнул Императора в руку.
— Ты прав, Лазарь, без сна мы не годны в бою. Вероятно, приведя нас сюда, Фуфел был мудрее, нежели нам казалось.
Император закрыл глаза, и ласковые шлепки волн об опоры пирса убаюкали его.
А в сотне ярдов мористее на якоре стояла стофутовая моторная яхта, приписанная к порту где-то в Нидерландах. В ее трюме, в водонепроницаемом склепе из нержавеющей стали спал вампир.
Томми проспал час, когда его разбудил грохот в нижнюю дверь. Во тьме спальни он ткнул локтем Джоди, но та уже вырубилась на день. Томми посмотрел на часы: 7.30 утра.
От грохота трясло всю студию. Томми сполз с кровати и заковылял к двери в одном исподнем. Утренний свет, лившийся в окна студии, на миг ослепил его, и он ободрал лодыжку об угол морозилки, пока плелся через кухонный угол.
— Иду уже, — заорал он. Похоже, в дверь били кувалдой.
Исполняя походку Квазимодо, он сполз по лестнице, держа поврежденную лодыжку в руке, и приоткрыл дверь на щелочку. С другой стороны в нее заглянул Саймон. В руке у него Томми заметил молоток с фасонным бойком, занесенный для следующего удара.
Саймон произнес:
— Напарник, нам надо сесть и потолковать.
— Я сплю, Сайм. Джоди тоже спит.
— Ну так теперь ты же встал. И женщинку свою буди, нам нужен завтрак.
Томми отворил дверь пошире, и из-за спины Саймона Дрю засветил ему обдолбанную дурацкую ухмылку.
— Неустрашимый Вождь!
На тротуаре стояли все Животные — в руках пакеты с продуктами, ждали.
Томми подумал: «Вот каково было Анне Франк, когда к ней постучалось гестапо».
Саймон взял дверной проем нахрапом, и Томми пришлось отскочить, чтоб ему не содрали кожу с пальцев на ногах.
— Эй!
Саймон глянул на трусы Томми, растянутые утренней эрекцией.
— Это просто доброе утро или вы чем-то заняты?
— Говорю же, я спал.
— Ты еще молод, он у тебя все еще растет. Не грусти.
Томми перевел взгляд на свой оскорбленный член, а Саймон тем же мигом просквозил мимо него вверх по лестнице. Следом затопали остальные Животные. Клинт и Хлёст помогли Томми подняться на ноги.
— Я спал, — жалко произнес Томми. — У меня сегодня выходной.
Хлёст потрепал его по плечу.
— А я сегодня с занятий сачкую. Мы решили, тебе нужна моральная поддержка.
— Зачем? У меня все хорошо.
— Вчера в магаз легавые приходили, искали тебя. Мы им не стали твой адрес давать, ничего.
— Легавые? — Вот теперь Томми начал просыпаться. Из студии сверху доносились чпоки открываемых пивных банок. — А чего им надо было от меня?
— Хотели взглянуть на твою хронокарту. Убедиться, что в какие-то ночи ты работал. Зачем, не сказали. Саймон попробовал их отвлечь — обвинил меня, что я руковожу группой черных террористов.
— Как это мило с его стороны.
— Да, он просто лапа. А новой кассирше, Маре этой, сказал, что ты в нее влюблен, только слишком робкий, поэтому не признаешься.
— Прости его, — вставил Клинт, — ибо не ведает он, что творит.
На площадку высунулся Саймон:
— Флад, ты эту сучку удолбал, что ли? Она просыпаться не хочет.
— Не лезьте в спальню! — Томми стряхнул Хлёста и Клинта и ринулся вверх по лестнице.
Кавуто жевал незажженную сигару.
— А я говорю: поехали к пацану домой и там нажмем.
Ривера оторвался от пачки компьютерных распечаток в зеленую полоску.
— Зачем? Когда совершались убийства, он был на работе.
— Затем, что у нас есть только он. А отпечатки пальцев на книге? Хоть что-нибудь?
— На обложке полдюжины годных. Но компьютер не выдает никаких соответствий. Самое интересное, что ни один — не жертвы. Покойник до книги даже не дотрагивался.
— А пацан? Совпадает?
— Тут не скажешь, у него никогда не брали отпечатки пальцев. Оставь его в покое, Ник. Этот парнишка никого не убивал.
Кавуто провел пятерней по лысине, словно искал на черепе бугорок, в котором отыщется ответ.
— Давай его арестуем и снимем пальчики.
— На каком основании?
— Спросим у него. Знаешь же, как говорят китайцы: «Лупи ребенка каждый день; если не знаешь, за что, спроси — и он тебе ответит».
— Ник, ты никогда не думал кого-нибудь усыновить? — Ривера перелистнул последние страницы распечатки и швырнул ее в мусорную корзину у стола. — В Управлении ни хера нет. У всех висяков с потерей крови трупы уродовали. У нас нет вампиров.
Уже два месяца они избегали этого слова. А теперь вот оно всплыло. Кавуто достал деревянную спичку, чиркнул о подметку ботинка и поводил ею вокруг кончика сигары.
— Ривера, мы больше не будем обозначать этого негодяя словом на букву «В». Ты не помнишь Ночного Охотника. И так фигово, что пресса зацепилась за этого ебаного Головорота.
— Не стоит здесь курить, — сказал Ривера. — Шпинатоеды жалобу накатают.
— И на хуй. Я не могу думать без курева. Давай проверим половых бандитов. Было ли что-то с изнасилованиями и нападениями с кровопусканием. Может, этот парень перешел в класс убийств. А потом сопоставим с трансвеститами.
— Трансвеститами?
— Ну, я хочу списать уже со счетов эту версию с рыжей. А то зацепка эта нам идеальную картину портит.
Она проснулась в миазмах запахов, шарахнувших по всем ее чувствам, как носок с песком: сгоревшая яичница, сало от бекона, пиво, кленовый сироп, застоявшийся травяной дым, виски, рвота и мужской пот. Вместе с запахами нахлынули воспоминания о временах до обращения — пивные вечеринки в старших классах и пьяные сёрферы рожами в лужах блевотины. Воспоминания о похмельях. Сразу после мамочкиного визита они с собой несли стыд и отвращение — и неодолимый позыв рухнуть обратно в постель и спрятаться под одеялом.
Джоди подумала: «Наверное, я все ж не жалею, что во мне нет кое-чего человеческого».
