жилья. Что мне оставалось делать?! — в отчаянии выкрикнула она.
Вадим молча откинулся на спинку дивана, подложив для удобства под локоть подушку, взял пульт и включил телевизор. К Алёне он утратил всякий интерес, и она неловко переминалась посредине комнаты. На плечо свисала неотрезанная бирка нового платья.
— Я… Я думала, я заберу его. Потом… Там можно было… Но… не получилось, — потерянно прошептала она, не надеясь уже, что Вадим ее услышит.
Он равнодушно продолжал переключать каналы, пока не остановился на футбольном матче.
— Вадик…
Ее голос утонул в свисте и криках болельщиков, а также в воплях комментатора. Алёна постояла еще немного и тихо скрылась в спальне. Села на кровать и испуганно посмотрела на себя в зеркало: надо что-то делать…
* * *
— Нет! Ни за что! Света, ты с ума сошла?! — возмущенно кричала Тася.
На щеках горели красные пятна, одной рукой она пыталась поймать подругу, а другой норовила запихать ей в сумку голубой с облаками прямоугольник открытки.
Светка хохотала и, несмотря на комплекцию, гибко уворачивалась, бегая по кругу. Ее огромный баул оставался также в недоступности. Большие вместительные сумки были слабостью Светланы. Маленькие она просто не замечала, да они и смотрелись смешно на ее пышных формах и запросто терялись в драпировках.
Иногда Тасе казалось, что в зияющей полости гигантского саквояжа может обнаружиться всё, что угодно. Светка, как сказочная Мэри Поппинс вынимала оттуда коробки конфет, записную книжку, размером с энциклопедию, запасные туфли, складной зонтик и даже маленький фен. Это не считая мягкой косметички с украшениями. Иногда приспичивало сменить одни бусы на другие или нацепить дополнительную связку тонких и толстых браслетов. Всё зависело от настроения, а настроение у Светки менялось, как неустойчивая северная погода летом.
Споткнувшись о стул и ударившись пальцем, Светка сморщилась и упала в удачно стоящее рядом кресло. Потом схватила платок и стала яростно им обмахиваться.
— Фууух! Рыба-прилипала! Я сказала, надо, значит надо!
Тася снова повертела в руках бело-голубой картон — «Подарочный сертификат». И всё бы ничего, но внутри красовалась надпись: «На выполнение прыжка с парашютом в тандеме с инструктором». И фотография улыбающейся во весь рот девушки, скрепленной ремнями с брутальным мужчиной в каске. Оба они показывали поднятые вверх большие пальцы и при этом падали с большой высоты.
— Ты с ума сошла? — опять завелась Тася. — Я что, по-твоему, самоубийца?! Нет! Никогда! Извини, но я отдам тебе деньги за сертификат и на этом закончим. Или вон, прыгай сама!
— А я бы и прыгнула, — весело согласилась Светка. — Но я толстая. Там, конечно, до ста сорока кэгэ берут… я-то полегче буду…но мне намекнули, что лучше скинуть чутка. Наверное, инструкторы боятся, что я их перевешу, и мы полетим кверху пузом, — захохотала она.
Тася невольно улыбнулась, нерешительно прикусила нижнюю губу. Света перестала смеяться и замолчала.
— Понимаешь, Таська, — уже серьезно сказала она, — это тебе нужно. Считай, это лекарство. Вспомни, какая ты была? Всегда тихая, спокойная, но… сильная. Внутри сильная. А этот упырь из тебя силу вытянул. Высосал, как вампир. Тебе нужно преодолеть себя, понимаешь? Так ты вернешь свою силу. И сможешь жить, как нормальный человек.
— А что сейчас я не нормальный человек? — грустно улыбнулась Тася.
— Сейчас ты еще слабая. Прыгнешь — станешь собой.
Тася ощутила озноб. Представила под собой бездну, проплывающие облака, зеленые квадратики травы далеко внизу. Под ложечкой засосало — она боится высоты. Но где-то далеко внутри раздался робкий голосок: «Попробуй». А потом вдруг пришла отчаянная решимость: «А вот и прыгну. Назло всем».
Глава 29
Вадик мог собой гордиться. Выдержал. Это были трудные дни. Но решение было принято.
Главным аргументом выступил страх. Страх и неуверенность. Вадим привык думать только о себе, о своих удовольствиях, о своем налаженном и спокойном быте, о карьере, в конце концов. Его не сильно пугали пеленки и бессонные ночи — для этого есть мать ребенка.
Вскрытая, как выпотрошенная курица, правда об Алёне, пугала одним. Вдруг через некоторое время ей надоест эта игра в семью, и она просто-напросто сбежит. Исчезнет, оставив Вадима с ребенком.
Всю жизнь он был уверен, что в случае развода дети останутся с матерью, а он будет лишь платить определенную сумму, да развлекать в качестве воскресного папы. Воспитывать, переживать, заботиться, учить и делать вместе уроки, брать больничный и бегать по врачам — всё это в его планы не входило. По всей видимости, это не входит и в приоритеты Алёны…так что…
Но Алёна так просто сдаваться не желала. Она бесновалась и закатывала скандалы, потом меняла тактику и начинала канючить, умолять и давить на жалость. Шантажировала безотцовщиной и рисовала ужасные картины прозябания с ребенком на гроши.
Угрожала пожаловаться на работу и отсудить алименты. Единственное, чем не пугала — это тем, что снова оставит ребенка на произвол судьбы. Понимала, таким не проймешь, а сделаешь только хуже.
Вадим оставался безучастен. Все выводы он для себя давно сделал. Он словно выстроил невидимую защитную стену. Все мольбы и угрозы разбивались о нее вдребезги. Алёна попробовала применить способ, который уже сработал однажды: разбушевалась так, что начала бить посуду.
Но тут уж не выдержал Вадик. Это его дом, это его имущество, это его тарелки превращаются в труху. Алёна покусилась не на цветочки, которые выбросил и забыл, а на его пространство, которое она заняла не по праву.
Разъяренный, он сграбастал ее в охапку, и как мешок с картошкой потащил в прихожую. Привалил к стене и, брызгая слюной, заорал прямо в лицо:
— Убирайся отсюда! Проваливай! Что еще не понятно?! Всё кончено, уходи! По-хорошему уйди, а то будет по-плохому, — устало просипел он напоследок.
Алёна со страхом смотрела на него круглыми кукольными глазами не в силах поверить, что ее рай развалился на куски и придется снова начинать всё по новой. Переборов себя, она оттолкнула Вадима в сторону и быстро открыла дверь.
— Ты так легко не отделаешься, — злобно прошептала она и, схватив сумочку, выскочила на площадку.
Вадим устало поехал на работу. На парковке огрызнулся на коллегу, занявшего его место, дождался, когда тот зайдет в здание и поставил машину, подперев дверь водителя. Пусть теперь залезает со стороны пассажира.
Подхватив портфель, зашагал к стеклянным дверям офиса. В зеркальной дверце лифта отразились измученные и больные глаза. Попробовал нацепить дежурную улыбку, но получалось плохо. Истинное состояние выдавала неисчезающая морщинка между бровями и окаменевший подбородок. Привычная роль давалась с трудом.
Вадим почувствовал неуверенность, будто он зеленый
