духам-покровителям. Блюхеру, всем советникам исход революции казался предрешенным. Опережая дивизии НРА, катилась по вражеской территории, прокладывая дорогу революционным частям, весть о неисчислимой рати, превосходно вооруженной и великолепно оснащенной.
Триумфальное наступление продолжалось.
Чего уж греха таить: Блюхер, его помощники-краскомы, большинство участников Северного похода были упоены победами: армия сметала на своем пути все преграды; народ в освобождаемых провинциях встречал ее с ликованием; самого Галина, стоило ему появиться на улице, буквально несли на руках. Само имя «Галин», переиначенное на «Цзя Лин», стало гордым собирательным именем для всех советских инструкторов. Чан Кайши буквально в рот глядел Галину-цзянцзюню, не упуская случая воздать почести, во всеуслышание провозглашал: «Даже трава и деревья между Синьцзяном и Янцзы знают его имя!»
Но Бородин при очередной встрече сказал Блюхеру: «Идет какая-то скрытая возня. Когда Чан Кайши приезжает из ставки, он чаще всего общается с правыми». И до Блюхера, хотя он почти все время находился на фронте, доходили вести из тыла, нерадостные вести: крестьяне освобожденных районов, уповая на провозглашенный «Отцом революции» лозунг: «Каждому пахарю свое поле», начали отбирать у помещиков землю, но минтуани и воинские части жестоко расправляются с бедняками; десятки городов освобождены от милитаристов, однако рабочие живут по-прежнему впроголодь, вынуждены бастовать; растет безработица, дорожает продовольствие… Пытался убедить себя: а разве в России новая жизнь утверждалась легко? И здесь революция только развертывается. Лишь начинается распашка очищенного от сорняков поля. И, что бы там ни было, Национально-революционная армия, громя реакционеров, не только несет освобождение миллионам — она демонстрирует мощь революции, пробуждает массы, поднимает их на борьбу! «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем!..»
Впереди — Шанхай! Освобождение его — это завершение решающего этапа Северного похода. Затем — наступление на Пекин и далее на Мукден, в Маньчжурию. И, как окончательный итог, — полное освобождение Китая.
Между тем Чан Кайши начал искать любые предлоги, чтобы выдворить главного политического советника. Сначала предложил Бородину выехать в Москву для доклада Совнаркому о положении в стране. Михаил Маркович нашел свой отъезд несвоевременным. Тогда главком исподволь стал требовать от Национального правительства, чтобы оно настояло на отставке Бао Лотина. Блюхера же он продолжал превозносить. Когда Василий Константинович заводил разговор об особой важности работы политического советника, Чан лишь молча, хотя и с улыбкой, кивал. В этой улыбке Блюхеру виделось что-то зловещее.
Настораживало и явно изменившееся отношение к нему ближнего окружения Чана. С первых же дней Галину-цзянцзюню была выделена охрана — крепкие парни-маузеристы, неотступно сопровождавшие его. Всех этих парней Василий Константинович со временем узнал не только в лицо, был с ними в дружбе. Теперь большинство телохранителей сменили. Появились снующие человечки, явно с филерскими навыками. Установлена слежка? С какой целью?
Все это — мелочи, не стоит обращать на них внимания. Есть забота истинная: организация наступления. На Шанхай — или, как предлагают иные члены Военного совета, — на Пекин?..
За командование НРА эту дилемму решили сами шанхайцы, которые, не дожидаясь прихода Национально-революционной армии, подняли в городе восстание. Сомнений не оставалось: надо поспешить на выручку рабочим дружинам!.. Блюхер разослал советникам-краскомам в передовых частях НРА приказ, предназначенный только для их сведения:
«…Наша задержка на подходе к Шанхаю грозит разгромом рабочих. Крайне необходимо ускорить наступление на Шанхай. Нужно доказать Баю[15] и другим генералам, что следует немедленно начать наступление на Шанхай, мотивируя это необходимостью использовать момент дезорганизованности противника. Ни в коем случае не доказывайте это необходимостью помощи бастующим, ибо я опасаюсь, что они (генералы) не захотят этого сделать, желая ослабить рабочих Шанхая. Приказ главкома на это наступление будет дан…»
Для наступления на Шанхай по совету Блюхера была сосредоточена ударная группа войск — более ста двадцати тысяч бойцов, почти вся артиллерия НРА, переброшены с других участков фронта бронепоезда, сконцентрирована вся авиация. Но Чан Кайши умышленно затягивал отдачу приказа. Почему? Уклончиво объяснял, что-де хочет завершить реорганизацию войск, действовать наверняка. Блюхер утверждался в мнении: Чан, как и прочие генералы, не желает спешить на выручку истекающим кровью восставшим. Хорош главнокомандующий революционной армией!.. И лишь когда рабочие дружины сами сломили сопротивление гарнизона и освободили город, Чан Кайши отдал приказ наступать. Крупнейший пролетарский центр Китая встретил Национально-революционную армию с ликованием: вот они, легендарные солдаты народа, пронесшие красные знамена от границ Юга и слившие их с красными полотнищами рабочих дружин в самом сердце Китая!.. Все сомнения и тревоги растворились в радости величайшей за всю Северную кампанию победы.
А спустя три недели Чан Кайши совершил ошеломивший неожиданностью и жестокостью переворот.
Командирами частей, вступивших в Шанхай, были питомцы Чана и те генералы и офицеры, которые перешли на сторону НРА. Они лишь выжидали момента, чтобы изменить революции. По их наущению озверевшие от запаха крови солдаты в дни и ночи шанхайского путча бесчинствовали на улицах. Они действовали не только по приказу. По собственной инициативе убивали студентов, рабочих, коммунистов, комсомольцев. Убивали своих вчерашних товарищей по боям, сохранивших верность революции. Вот этого, самого страшного, Блюхер поначалу и не мог понять: почему огромное большинство армии приняло участие или молчаливо поддержало контрреволюционный переворот?..
После переворота деятельность советских инструкторов в Китае утратила всякий смысл. Реальной стала опасность физической расправы над ними. Блюхер приказал своим товарищам покинуть страну. Не все смогли выполнить этот его последний приказ. Не удалось сообщить его советнику Михаилу Куманину — он оставался в далеком Наньчане, в корпусе генерала Хэ Луна, сохранившего верность революции. В Ханькоу, уже на палубе парохода, чанкайшисты схватили советника Валентина Тесленко. В Шанхае, в гавани, путчисты вместе с белогвардейцами ворвались на зафрахтованный Совторгфлотом пароход «Гэнли» за час до его отплытия во Владивосток, арестовали команду и пассажиров, среди них несколько помощников Блюхера — инструктора Благодатова, летчика Сергеева, переводчика Толстого… Белогвардейский листок «Россия» со злорадством оповестил:
«Военно-полевой суд уже допрашивал арестованных с «Гэнли». Китайцам отрублены головы, остальные закованы в ручные и ножные кандалы».
Правые в правительстве не скрывали своих симпатий к изменнику, открыто выступали против левых гоминьдановцев, угрожали расправой главному политическому советнику. Становилось все более очевидным, что Чан Кайши не упустит возможности свести счеты с Бородиным.
Михаил Маркович был в мрачном настроении. На глазах рушилось здание, которое с таким трудом он помогал возводить все эти годы. И все же он не пал духом: «В Китае говорят: «Огонь в бумагу не завернешь», Я убежден, что революционный огонь окончательно погасить уже невозможно. Что бы там ни было, а Китай теперь уже не тот, каким был три года назад».
Блюхер понял: его товарищ
