клубков: хвосты запутались, с зубов яд капает. А в шипении то и дело слышится:
— Помоги, княш-ш-шич.
— Чем я могу вам помочь?
— Пус-с-сти, обогрей, прилас-с-скай. С-с-служить тебе будем чес-с-стно.
— Отстаньте, ползучие! — взмолился Лис. — Не люблю я вас. Никого не люблю. Кыш! Кыш!
Эх, порубать бы всех мечом!
Стоило ему только об этом подумать, как в руке появился клинок. Пока Лис пялился на лезвие, одна змейка-кощейка всё-таки заползла на кровать и цапнула его за щиколотку.
Лис судорожно всхлипнул. Страх сковывал по рукам и ногам, он не мог замахнуться. Казалось, сердце сейчас разорвётся…
В голове мелькнуло: «Не был бы бессмертным — уже бы точно помер. И на свет появилась бы какая-нибудь мара…»
Почему-то эта мысль придала ему сил, и Лис рубанул гадину, впившуюся в его ногу.
Эх, как говорится, лиха беда начало. Где одна змейка, там и две. Где две, там и целый десяток. Только от вида извивающихся хвостов тошнит. Но можно стиснуть зубы и не присматриваться. Иначе с заботами не разделаться, княжеством не править, страхи не победить.
Стоило рассечь последнюю кощейку, как меч пропал. Помог — и ушёл. Что ж, и на том спасибо. Лис моргнул, а когда снова открыл глаза, вдруг понял, что кругом лежат не змеи — люди. Дивьи и навьи, парни, девицы — все вперемешку, словно на поле брани. Только без доспехов. Значит, не воины. Обычные мирные жители…
— Неужели это я всех убил? — Лис попятился к стене и налетел спиной на что-то холодное и слишком уж гладкое для камня.
Он обернулся и увидел перед собой огромное — в два человеческих роста — зеркало в костяной оправе. Раньше оно стояло в покоях отца, а после смерти Кощея княжич повелел перетащить его в библиотеку.
Навьи зеркала обладали многими волшебными свойствами. Например, позволяли увидеть то, что происходит где-то далеко. Пока дивьи не научились ставить защитные чары, никаких соглядатаев не нужно было — следишь себе, что враг поделывает, о чём болтает. Сильные чародеи сквозь такие зеркала могли даже путешествовать, если правильно выстроить путь. Лис немного умел с ними обращаться. Именно этим способом он отправил домой заблудившегося волчонка Радосвета (и теперь жалел об этом: остался бы царевич в заложниках в Нави, Ратибор бы за родного сына кольцо отдал). А ещё однажды они с Маржаной ускользнули по зеркальному пути из замка и гуляли в Серебряном лесу. Как будто уже и не с ними всё это было…
Лис отчаянно потянулся к зеркалу, сплетая заклятие. Сбежать. Скорее. Куда угодно, лишь бы не находиться среди мёртвых тел. Но путь не открылся, зато собственное отражение подмигнуло ему. Что за чушь? Так не бывает!
Но это было очень необычное отражение. Оно жило собственной жизнью: корчило княжичу рожи, показывало неприличные жесты. А потом вдруг начало меняться. Сперва впали щёки, заострились скулы, на носу появилась горбинка, осанка чрезмерно выпрямилась — про такую говорят: словно оглоблю проглотил. Кожа приобрела бледный цвет, а волосы, наоборот, потемнели, и брови стали гуще. Из зеркала на Лиса смотрел и ухмылялся Кощей Бессмертный.
Княжич поднял руку — Кощей тоже. Он оскалился — отражение повторило гримасу. Лис ощупал свой нос похолодевшими ладонями. Или уже не свой? Слишком длинный, непривычный. Глянул на руки с вдруг отросшими острыми ногтями, охнул и принялся сдирать с себя отцовы перстни. А они не снимались. Сидели на пальцах так, будто приросли.
— Ты — это я, а я — это ты, — прошелестел Кощей из зеркала. — Верной дорогой идёшь, сын. Продолжай моё дело.
— Нет! — отчаянно выкрикнул Лис. Он боялся, что и голос окажется чужим, но нет. Возможно, это было последнее, что у него осталось своего.
— Сколько ни старайся, а пути в одной точке сходятся, — Кощей сложил руки на груди, и княжич не смог удержаться, повторил его жест. Так кто тут чьё отражение?
— Я не стану таким, как ты.
— Уже стал.
— Неправда!
Лис сжимал зубы до боли в челюстях. Думай, голова, думай. Что можно сделать, чтобы скинуть зловредный морок? Если остался голос — нужно петь. Он набрал в грудь побольше воздуха:
«Вейся-развейся, густой туман, всё, что я вижу, — сплошной обман. Верная сила в моих руках: хлопну в ладоши — и сгинет страх».
Первый хлопок вышел невнятным и смазанным, зато второй удался на славу. Над головой раскатился гром, пол ощутимо тряхнуло, но Лис устоял на ногах.
— Ах ты, сволочь. Предатель. Родного отца, своими руками! — Кощея перекосило от ярости.
Он потянулся крючковатыми пальцами, словно собираясь выбраться из плена и схватить сына за горло, но тут — дзынь! — зеркало разлетелось в осколки. Мелкие стеклянные брызги изрезали Лису руки (к счастью, он успел закрыть лицо). А потом что-то тяжёлое — может быть, кусок костяной рамы — ударило его по голове. На мгновение всё померкло.
* * *
Когда он пришёл в себя, было ещё темно. Княжич лежал в своей постели на разметавшихся простынях и подушках. Одеяло вообще валялось огнепёски знают где. А рядом сидела Маржана и держала его за руки.
— Тише-тише, всё позади.
— Ты обещала беречь меня от ночных кошмаров, — Лис облизал пересохшие губы. — Что-то не очень получается.
— Бывают сны, которые надо увидеть, — мара протянула ему воды, и княжич осушил чашку залпом.
— Пытаешься оправдать свою нерасторопность?
— Ты попусту разбрасываешь злые слова. Прибереги их для настоящих врагов. Я пыталась вытащить тебя из кошмара, когда он только начался. Но ты наотрез отказался покидать сон. Будто какой-то части тебя нравилось там быть. Лис, ты что, себя наказываешь? За отца?
— Нет, — он ответил слишком поспешно, и Маржана покачала головой.
— Кошмары будут возвращаться, если ты сам себе не признаешься.
— Я предпочёл бы не делать того,
