с превеликим трудом преодолевал разбитую и испещрённую ямами дорогу.
Алиса думала о том, как провернёт воскрешение. Самым приемлемым казалось первым делом попробовать написать, что снова наступило утро минувшей субботы, а болезнь Паши ушла в ремиссию, и полностью исчезла после операции. Всё остальное попахивало нездоровой фантазией — летаргический сон, выбирание из гробов на кладбище и прочую дичь она отмела.
Или…
Если здесь его не стало, может быть, для всех будет лучше вернуться в нормальный мир? Вместе?
К чёрту зашоренное отношение к сексу. Если у Алисы будет Пашка, то какая вообще разница?
Она представила, как они идут вдвоём в ресторан или устраивают пикник… Как улыбаются друг другу, и видят улыбки — всюду, на улицах, в магазинах, в гостях… Как покупают сладости своим детям…
Она хотела в реальность. Здесь было слишком много секса и слишком много абсурда. Слишком.
Только бы всё получилось!
Бабе Лиде принадлежал целый гектар земли. Обнесённый высоким бетонным забором с колючей проволокой он вмещал несколько опустевших теперь хлевов и массу аккуратных грядок с овощами.
— В том году оштрафовали за то, что яблоня выше ограды вымахала, — пожаловалась баба Лида. — Пришлось забор поднимать, столько деньжищ ушло. — Берут всё равно пищепродукты личного производства, находятся любители. Кое-как жить можно было. Но это мой последний урожай будет. К чему сажать на новый год? Я и на пенсию протяну. Продам дом да уеду, а то тут за глаза все за срамную торговлю костерят. Ишь как быстро перестроились. Если что и выращивают, только себе. В мою молодость не любили нашу семью за достаток, нынче — за непотребство. Говорила мне матушка в город ехать, да на панель идти. Но куда я без образования? Сначала казалось, как пять лет без работы учиться-то, потом замуж вышла, у мужниной семьи такое хозяйство, руки нужны. Злилась на мать, что она меня будущим стращает. А она умная была, угадала, куда мир кренится… Да теперь уж никого в живых не осталось, последняя я.
Похороны были назначены на утро вторника, и Алисе предстояло провести ночь в одиноком доме Пашиной матери.
Всюду бросались в глаза следы ушедшей роскоши. Комнаты были большими, но мебель в них — очень старой. Обои выцвели и поблёкли, много где их листами отклеила от стен сырость. Всюду высились какие-то ящики и коробки, которые с приездом гостьи баба Лида торопливо закрыла покрывалами и простынями. Алиса украдкой заглянула в один из ящиков и обнаружила там грецкие орехи, а над ними — коробку с яблоками.
Ночью Алиса почти не спала. Лежала на провисающей пружинной кровати и смотрела в давно небелёный потолок. Неужто старушка справлялась тут со всем одна? Как давно не стало Пашиного отца? Навряд ли баба Лида могла нанять работников для своего колоссального огорода, но как же тогда…
И вдруг Алиса поняла, что, если Пашке было двадцать три, то его матери навряд ли больше сорока лет. А выглядит она совсем старухой… А теперь — и подавно.
Алиса ещё не бывала на похоронах по-настоящему близких людей. Даже умершая от ковида бабушка не так уж и часто в Алисиной жизни фигурировала, чтобы её преждевременная кончина могла стать подлинной драмой.
Паша в гробу выглядел совсем чужим и странным. Его черты вытянулись и заострились. Погребальная буйосета, просто платок без трубки, закрывала половину лица. Над ней возвышался чужим утёсом какой-то тонкий, бледный и не-Пашин острый нос.
Алиса простояла несколько часов у гроба, помещённого на уложенный боком и покрытый простынями длинный шкаф в широкой комнате дома бабы Лиды. Окна, выходящие на задний двор к срамному хозяйству, завесили плотными шторами. Мимо сновали старички и старушки — соседи и немногие друзья Лидии. Никто Пашиного возраста на похороны в деревню не приехал.
Какая-то давящая, застрявшая в горле тоска мешала толком вдохнуть. Глаза были сухие. Упрямая уверенность в могуществе Майиного и собственного вордовских документов выстроила между Алисой и этой трагедией непробиваемую стену.
С кладбища она сбежала с началом поминальной оргии. Уже одно то, что старички и старушки, пришедшие проводить соседкиного сына в последний путь, почти все оказались голыми ниже пояса, мешало воспринимать происходящее адекватно.
Когда гроб опустили в могилу, баба Лида, утирающая платком глаза и сверкающая обвислым старческим задом, взялась обносить гостей коробкой с чем-то, более всего напоминающим конфеты. Но Алиса понимала, что такого попросту не может быть.
Когда подошла её очередь, зачерпнула несколько мини-упаковочек — и взялась растерянно рассматривать то, что многие уже с шуршанием открывали.
Ей попались два небольших тюбика с астрологическим символом женщины и продолговатая длинная штучка в плотной упаковке с мужскими кругом и стрелкой у основания.
«Ректальная погребальная свеча для эрекции. Жизнь начинается и завершается чьим-то оргазмом», — значилось на обратной стороне.
Алиса устало зажмурилась, ибо присутствующие уже начали применять вспомогательные свечи и гели по назначению.
— А ты девочка евоная была? — спросил какой-то приземистый скрюченный дед, и бесцеремонно взял Алису за промежность, сильно надавив пальцами.
Она открыла глаза и шарахнулась в сторону.
Сунула безумные погребальные атрибуты в карман, и понеслась с кладбища, забыв попрощаться с бабой Лидой.
А на дороге, ведущей к оградке Роговых, нежданно столкнулась с мегерой.
— Девочка моя дорогая, — выдохнула в пионы Майина мать, обнимая Алису за плечи. — Мне Марина позвонила. Что же ты не говорила, солнышко. Пойдём, я отвезу тебя домой. Я тоже никогда не могу получить оргазм на поминках, не о том думаю.
Алиса, жаждущая поскорее сбежать от этого сюра, покорно засеменила за матерью Майи к ожидающему такси. Она была благодарна той за столь своевременное появление. Как выбираться из глухой деревни было непонятно, а оставаться тут не было уже никаких сил.
Старческая оргия окончательно убедила Алису в том, что пора возвращаться в нормальный мир.
— Девочка моя маленькая, — бормотала мегера на заднем сиденье, уложив Алисину голову на колени и массируя ей виски. — А я понять не могла, что с тобой происходит… Как подменили. Не скрывай от меня то, что для тебя важно. Очень жаль, что я не успела познакомиться с твоим другом. Мне так, так жаль…
— Он же просто администратор бронирований из деревни, — не сдержалась Алиса, и машина подпрыгнула на кочке так, что мегера стукнулась макушкой о крышу салона.
— Да какая разница, если он тебе дорог? Ты у меня умничка, и о себе всегда сможешь позаботиться, я знаю. А жить нужно с
