в Одессе, как оказалось, все были в курсе. Огромный «Шостакович» ждал у причала, а мы нерешительно мялись в хвосте длинной очереди. Почти всех отправляли на личный досмотр. Без украинского разрешения на вывоз валюты всё отберут. Справка нужна, а где ее взять?
— Ну чо, айда? — нервно улыбнулся мне Ванька. — Авось не пропалят. Смотреть им надо в глаза.
— Ты свою морду видел? — скептически оценил ее я. — На ней прям написано — «десять тысяч в трусах». На нас уже смотрят. Там наметанный глаз.
— Так делать-то чо? Назад тоже нельзя.
— Поедем вперед. Но не так. Электричка, поезд, автобус, пешком до границы. Всё, как мы любим, — предложил я. — Догоним паром в Каракёе, он три дня там стоит. И с нашей группой назад.
— Так у молдаван тоже таможня! — напомнил он щурясь.
— Вот на въезде к ним и задекларируем. Типа с Украины ввезли. Там штамп и поставят.
В теории план был хорош, но с украинской стороны таможни не было тоже. На молдавской я выскочил искать ее сам. Ну, как молдавской… Приднестровье. Видимо, поэтому на вокзале бело-полосатая будка с автоматчиком в полной разгрузке у входа.
Поезд стоит тут недолго, потому решительно открываю дверь. За ней мирно дремавший на стуле детина в камуфляжной одежде. Узко посаженные глаза, квадратная челюсть, на таможенника совсем не похож.
— Здравствуйте! Мне бы валюту задекларировать! — почти ору я.
Брови детины поползли вверх, озадаченно смотрит на гостя. Буквально чувствую, как под черепной коробкой шевелятся первые мысли. Не проснулся, наверно.
— Что?
— Доллары! Нужна справка на ввоз! Печать есть? — сбиваясь, объясняю в чем дело. Нервно оглядываюсь, не уходит ли поезд.
— Сколько у вас? — сглотнул слюну здоровяк.
Я вижу в его глазах интерес. Перевожу взгляд на камуфляж, автомат и вдруг понимаю, что серьезно ошибся.
— Ерунда, полтинник всего! — выкрикиваю уже на бегу, устремляясь к вагону.
Честно говоря, испугался настолько, что буквально ждал выстрела в спину. У них война тут то ли кончилась, то ли идет, а в местном хаосе труп челнока даже никто не заметит. На подножке меня ждал, страхуя, Ванек. Его увидели и, наверное, только потому не погнались.
Вваливаюсь в купе, перевожу дух. Руки дрожат. Едва не оставил тут гуманитарную помощь на двадцать штук баксов. Чувствую себя, как караванщик, улизнувший от шайки в пустыне. Тут власти нет, у кого автомат, тот и главный.
Поезд, наконец, трогается, и мы видим, как провожают его голодными взглядами. Теперь нужна уже молдавская справка на вывоз. А где-то в теплом и голубом море безмятежно и величаво плывет «Шостакович». Почти вся наша группа благополучно прошла, хотя пара человек всё же в Пензу вернулись.
Прибыв на вокзал, узнали, что поезд лишь завтра. Это минус день, на паром к своим еле успеем, а еще товар надо купить.
— Мить, глянь, тут автобус! — тянет Ванька к стене. Увидел там что-то.
Смотрю рекламный листок — да, на Стамбул. Причем каждый день, молдаване на нем ездят работать. Они там практически в любом магазине. Нелегально, конечно.
Бежим, садимся и отъезжаем. Счастливы, вроде успеем. Но внутри беспокойство. Мы здесь чужие. С российскими паспортами — цель номер один для таможни. Ваньку с его улыбочками спалят на раз. Он дёрганый очень.
— Давай сюда деньги! — шепчу ему в ухо, как только подъехали.
— Все двадцать возьмешь? — поднимает он брови.
— Да. И шустрее. Скажешь, едем в магазин на работу.
Обе пачки сую в носки под штанину. Для верности перехватываю парой резинок. А то буду швыряться деньгами, как Царевна-Лебедь из сказки.
Всех просят с паспортами на выход, а я пытаюсь справиться с дрожью. Стою в очереди и вспоминаю уроки от Гейлы.
Глубокий вдох-выдох три раза, стараюсь всё выжать из легких. Шаг первый, слежу за дыханием, ощущая в ноздрях слабое течение воздуха. Суматошные мысли мелькают, но я не гоню их. Просто смотрю, не позволяя увлечься. Не исправлять, не улучшать, не помогать, а отпустить. Они точно ветер, без подпитки и сами утихнут.
Их стало меньше, они уже тише, но тревога все еще душит в уме. Теперь шаг второй: смотрю на нее, наблюдаю все ощущения. Не сразу, сознание словно фонарик высвечивает объекты и чувства по одному. Сзади толкают, очередь двигается, и я отстраненно смотрю и на это. Позволяю всему течь своим чередом, словно отделившись от тела.
«Следующий!» — кричат впереди. Еще одного «туриста» приглашают в кабинку на личный досмотр. Там раздевают. Я следующий. Почти что спокоен.
Шаг третий. Теперь не смотрю на свои ощущения, а сам являюсь всем этим. Как бы охватываю пространство вокруг. Я — всё, что есть. Ум, тело, таможня и город. Это не мысль, это так вижу. И в этом переживании уже расслабляюсь.
— Валюта есть? — таможенник нарочито брезгливо берет паспорт.
— Есть. Сто долларов. Показать?
Слова произносятся, но меня в них, как нет. Есть ум, есть и мысли, но есть и пространство, что всё это вмещает.
— Пройдемте в кабинку, — кивает он сухо. В моей сумке тщательно роется его усатый коллега.
Заходим. Спокойно стою. Позволяю быть тому, что непременно случится. Случилось уже, мы об этом еще просто не знаем.
— Выверни карманы. В заднем что? Джинсы спусти. С какой целью едешь?
Он унизительно тыкает, но что может обидеть пространство? Дуэль взглядов, на которую я не явился. Меня просто нет.
— Работаю. Продавец и переводчик в магазине дубленок и кожи.
— Ясно. На выход. Следующий!
Выхожу. Ванька белый как снег. Вот кто нас спалит.
— Вот это да! Словно не ты, аж мурашки по коже! Мить, яйца стальные! — хвалит в автобусе.
Я согласно киваю и отворачиваюсь лицом к окну. Сколько так еще ездить? Сон — это здесь. Реально за ним. Там, где Гейла. Неужели надо сдохнуть, чтобы у нее оказаться? Но не факт, что удастся попасть в тот же мир.
К счастью, дальше дорога была без сюрпризов. В Каракёй нашли «Шостакович», кинули вещи в каюту и скорей за работу. У нас еще день.
Паром опустил на пирс аппарель, и в его железное чрево без конца заезжали машины с томатами. Вот где истинный бизнес, не такая жалкая мелочь, как мы. У нас как всегда — джинса, велюровые и вельветовые мужские штаны. Кожу брать не решались, для нее нужен
