Потом Яшка уехал. Шломо мучительно хотелось курить, но свое курево он забыл в караване. Мало на что надеясь, скорее просто стараясь чем-то себя занять, он огляделся вокруг в поисках огонька сигареты. Увы… Но вот тот человек… Он снова вгляделся в массивную фигуру человека, сидевшего на том же придорожном камне, на котором сидел Яшка, когда они только приехали. Где-то он его уже видел, этого мужика. Вот только где?.. Шломо усиленно ворошил память, но ничего не получалось. Подошел Менахем, и они тронулись в обратный путь.
«Что ты все молчишь, Шломо? — сказал Менахем. — По-моему, ты за все это время ни слова не вымолвил. Нельзя так. Ты говори, неважно что, только говори. Слова, они пар выпускают. Яшка вон, — разрядился на всю катушку. Конечно, глупость он сделал со своей истерикой, но, с другой стороны — даже это лучше, чем твое глухое молчание. Прямо, как могила…»
Шломо кивнул.
«Да ты не кивай, ты говори! — закричал Менахем. — Говори!»
Шломо опять кивнул.
«Вспомнил.» — сказал он твердо.
«Что вспомнил?»
«Да так, одного парня там встретил, все вспомнить не мог, откуда он мне знаком. А теперь вспомнил. Да ты смотри лучше на дорогу, а то и мы накроемся. Хватит смертей на сегодня… А за меня не волнуйся, Менахем, я в порядке.»
Шломо и в самом деле вспомнил. Он действительно знал этого парня; даже, можно сказать, знал превосходно, хотя и не встречались они ни разу в жизни. Это был Бэрл.
* * *
Это был Бэрл. И несомненный этот факт представлялся решительно невероятным. Какое право он имел появиться самостоятельно, независимо от воли Шломо, его создателя? Разве не он, Шломо, определял каждый шаг Бэрла, каждое движение, самый ритм его дыхания? Вопрос этот требовал немедленного прояснения. Тут Шломо возлагал особую надежду на обмен письмами с Благодетелем. Так или иначе, надо было как можно скорее добраться до компьютера. Когда? Он сверился со своим расписанием. Назавтра намечалось несколько свободных часов в середине дня. Вот завтра-то все и выясним, — успокоил он сам себя. — А пока — спать; утро вечера мудренее…
Но сон не шел к нему. Раненное сознание мельтешило, не желая успокаиваться, подсовывало непрошенные образы; дорогие, любимые лица, странно искажаясь, мешались с какими-то незнакомыми, чужими, неприятными физиономиями, и все это крутилось в распухшей голове, то ускоряясь, то замедляясь, как приступы рвоты. Сердце тоже никак не могло найти удобный ему ритм — оно то пускалось вскачь диким невыносимым наметом, то вдруг съезжало на глухую неровную рысцу, пропуская удары, а то и вовсе пропадая на секунду-другую.
Поворочавшись с полчаса, Шломо встал, достал из холодильника бутылку водки, налил стакан и выпил залпом, как воду, наслаждаясь отвратительным вкусом, с каждым глотком возвращавшим его в мир прочной и привычной стабильности. Потом он закурил и распахнул окно. В караван хлынул влажный ночной воздух, густо замешанный на молочном коктейле лунного света. Сердце, смущенное столь массированной атакой, притихло, прикидывая, на что реагировать прежде — на водку, на сигарету или на избыток кислорода… В тревожном лунном мерцании еще мелькали тут и там давешние лица и козьи морды, но все реже, все расплывчатей, все дальше, пока не растворились окончательно в теплом водочном тумане. Шломо удовлетворенно кивнул. Теперь можно было возвращаться в койку. Он посмотрел на небо. Рваные массы облаков наползали на луну; похоже, погода ломалась, завтра снова предстоял хамсин. Пора спать. Он повернулся и в ужасе замер. Сигарета выпала у него изо рта и покатилась по полу, рассыпая искры на грязном линолеуме.
Огромная темная фигура заслоняла вход в его комнатенку.
«Ты бы поднял сигаретку, бижу… — сказал Бэрл. — Нехорошо, так ведь и караван спалить недолго. Этот асбест горит, как спичка. Даже выскочить не успеем.»
Шломо не шевельнулся.
«Экий столбняк на тебя напал, — ухмыльнулся Бэрл. — Ты уж извини, что я — без стука. К тому же ты и дверь не запираешь, так что удивляться нежданным гостям не приходится.»
Он сделал мягкий неслышный шаг, поднял сигарету и аккуратно загасил ее в раковине.
«Только не зажигай свет, бижу. Нам ведь и так светло, правда?»
«Правда… — дар речи медленно возвращался к Шломо. — И прекрати называть меня этим словом, жлоб.»
«Ладно, не буду, — с готовностью согласился Бэрл. — Ты — Шломо, так? Шломо Бельский. А я — Михаэль. Будем знакомы.» Он протянул руку.
«Слушай ты, жлобина, — Шломо цедил каждое слово. — Яйца ты будешь крутить хромой сестре своей прабабушки, когда они у нее вырастут. Михаэль… Фу-ты ну-ты… Зовут тебя Бэрл, ты проживаешь в Иерусалиме, в Гило, на улице Шамир и ездишь на понтовом кабриолете БМВ. А кроме того, я знаю о тебе все, включая количество родинок на твоей нахальной заднице. Так что прекрати разыгрывать агента 007 и переходи прямо к делу. Как ты здесь оказался и кто тебя послал?»
Бэрл выглядел озадаченным. Он несколько раз прошелся взад-вперед по комнате, затем взглянул на часы.
«О'кей, — сказал он наконец и уселся на стул. — Извините меня, Шломо. Я не понимаю, почему меня не информировали о степени вашей посвященности. Но, видимо, на это были определенные причины. Во всяком случае, моей вины в этом нет, что делает ваш гнев совершенно неуместным. Уж кто-кто, но вы должны понимать, что я всего лишь выполняю свои обязанности. Не более того.»
И в самом деле, — подумал Шломо. — Он-то тут при чем? Что это я на него бочку качу? Он ведь всего-навсего курьер, чернорабочий, посыльный на побегушках…
«Вы правы, Бэрл, — сказал он вслух. — Извините меня за неоправданную агрессию. Конечно же, вы ни в чем не виноваты. Продолжайте.»
«Ну и слава Богу, — облегченно вздохнул Бэрл. — Согласно Протоколу, я должен показать вам кое-что. Мы выходим минут через десять. Оденьтесь во все темное; обувь — что-нибудь помягче.»
«Куда мы идем?»
«Это тут, недалеко. Не спрашивайте, сами все увидите.»
Они вышли из каравана. Луна то скрывалась в медленно копошащихся облаках, набрасывая на гору непроницаемое черное покрывало, то высовывалась в рваные прорехи, серебря их по краям и выхватывая из мрака горстку караванов, драный проволочный забор, комья кустарника, окаймляющие каменистый провал оврага. Шли в темноте, пережидая редкие светлые моменты, как бы играя с луною в прятки. На юго-западной окраине поселения остановились.
«Смотри, — сказал Бэрл, снова переходя на «ты». — Видишь тот распадок?»
«Конечно, — ответил Шломо. — Я к нему уже несколько ночей присматриваюсь. Один раз даже чуть не всполошил тут весь сектор — показалось, что кто-то там мелькает. Блики какие-то…»
«Блики, блики… — передразнил его Бэрл. — Ты уж меня извини, но с такими сторожами, как вы, нужно спать в стальном сейфе. И то не поможет — украдут… Вас ведь пасут, дураков. Там ведь, что ни ночь, араб лежит, а то и двое, смотрят на вас в бинокль… а то и в оптический прицел. Вот тебе и блики…»
