не стоит на месте: ходят ходуном пласты воздуха, колышется прозрачность, дышат соседние горы.
Самый Красивый Холм теперь оказался совсем рядом, можно было разглядеть отдельные черепицы на кровле дома и васильково-синие закрытые ставни. Похоже, в доме никого не было, по крайней мере сейчас. Глядя на холм, я остро почувствовал какую-то счастливую тоску по этой доле: по жизни в домике с васильковыми ставнями на вершине холма. А внизу, на севере, под горой, на земле другого соседа, Энцо Безоцци, увидел я лоскут зеленого луга с двумя оливами, прекрасный, точно рыцарский герб или лютневая чакона. Вокруг покачивались горы, летели горящие солнцем слоистые облачка, и все было совершенно в окружающем мире. За исключением поместья Эмпатико.
Даже с высоты Виноградной горы все благоприобретения Эмпатико оскорбляли взор своей искусственностью и скоропалительностью, чуждой духу здешних мест. Топ Эквилибр сверху напоминал лапы каменного паука, от разрытого тракторами поля хотелось отвернуться, коттеджи даже издали казались времянками. Переводя взгляд с холмов Джузеппе на земли Энцо, я мысленно вычитал из пейзажа и разноцветные качели, и розовые столбы гамака, и оранжевые жилеты рабочих – все это было здесь неуместно.
Я вернулся на самую вершину и сел под дубом. В тени дуба белели два цветка, похожих на цветы земляники. Цветы в январе! Совсем близко проносились горящие шерстинки облаков.
12
После обеда Крэм вызвал меня в контору. Вид у него был хитрый и молодцеватый. Кажется, мысль об отъезде Лиды с дочерью его ничуть не расстраивала, он радовался, что завтра приедут новые люди, начнутся новые разговоры, новые экскурсии, восторги и мечты.
– Что ж, Михаил, давайте договариваться насчет Варвары. Эскизы интересные, видение ее мне страшно нравится, хотя, конечно, кое-какие опасения остаются и у вас, и у меня.
Еще в Москве условились, что отстаивать Варины интересы буду я. Допустить Варвару к переговорам значило бы погубить дело. Сначала она бы приосанилась, долго перечисляла свои достоинства, цену назвать не смогла бы, но на любую предложенную смертельно обиделась. Почувствовав себя недооцененной, впала бы в ярость, рыдала, хлопала дверьми, чем отпугнула бы заказчика раз навсегда.
Вадим Маркович – мастер переговоров. Он ведет тренинги по переговорам, у него вышла книга «Тайная кухня вкусных переговоров», кроме того он улыбчив, румян, одет в ковбойские брюки и кожаный жилет. По офису гуляли солнечные лучи, в которых почти не видно было пыли – вот что значит забраться поглубже в горы.
Разумеется, мне до Вадима Марковича далеко. Он сильнее в переговорах, он мой работодатель, но делать нечего – за мной безработный гений, хрупкий социопат Варвара, если я не защищу ее интересы, их не защитит никто.
– Видите ли, – продолжал профессор, – худо-бедно все номера готовы, речь о пустяковых доделках, о паре выразительных пустяков; возможно, Варе будет приятно погостить здесь еще месяцок в полном покое и довольстве, тогда она играючи поставила бы тут баночку, там сундучок, здесь повесила бы картинку. Разумеется, вы можете жить и работать тут же, вместе с ней.
Крэм приветливо смотрел на меня.
– Вадим, возможно, вы говорите не о тех номерах, что видел я. Не о том, в котором мы живем. Возможно, вы о чем-то другом – о каких-то уникальных апартаментах, дышащих благородством, богатством, умбрийской стариной. О коллекционных комнатах, которые постояльцы станут всю жизнь вспоминать, ностальгически вздыхая. Я пока видел комнаты в мотельном стиле, обшитые виниловой вагонкой. Их придется сундучками от пола до потолка забить, чтобы скрыть бездушие и чрезмерную экономность.
Моя речь не огорчила Крэма. Казалось, он наперед знал, что я скажу. Он глядел по-прежнему лукаво, разве чуть более проницательно.
– Не вполне с вами согласен, Михаил. Вы слишком строги к моему скромному, но гостеприимному жилищу.
– Вадим Маркович, дорогой, в этом все и дело! Ваше гостеприимство выше всяких похвал. Но вы же не заставляете меня платить за каждый день этого гостеприимства половину месячного жалования. Не просите работать три с половиной месяца, чтобы пожить в номере неделю. Но если бы предложили, я бы предпочел, чтобы этот номер выглядел иначе.
Отсмеявшись, Вадим поерзал в кресле, нашел самое удобное положение и сказал, что готов взять Варвару на должность главного художника Эмпатико на полгода, может быть на год. Я сидел у стола, стараясь держаться прямо. Казалось, стоит мне немного ссутулиться, и я сдам свою линию обороны.
Беззаботным тоном профессор назвал сумму, которую готов платить помесячно за Варварину работу. Сумма была смехотворной, но мне было не до смеха. Мы вступили в схватку. Особенность сражения состояла в том, что дуэлянты старались не причинять друг другу ощутимых страданий и даже скрывать сам факт драки. Мы смягчали каждый удар ветошью метафор, мы приседали в реверансах, а между тем пытались ухватиться покрепче и перетянуть победу на свою сторону.
– Послушайте, – говорил Крэм, – у меня есть здешняя архитекторша Даниелла, она знакома со всеми местными мастерами, я плачу ей деньги, а деньги не родятся в тумбочке.
– Почему вы не обходитесь ее услугами? Зачем вам кто-то еще?
– К тому же мы пока не знаем, что за зверь Варвара.
– Мы знаем, что она не зверь. Ее слабая сторона – неумение следить за временем. В остальном она безупречна.
– Со временем мы справимся.
Сумма понемногу росла, голос Вадима Марковича становился все более вкрадчив, но все же предлагать такие условия работы было безобразной несправедливостью. Наконец я не выдержал и встал:
– Знаете, профессор, у вас в руках и деньги, и вожжи, вы можете назначать любую сумму. Но это не значит, что в мире больше не существует приличий. Не нужен вам художник – не берите. Или найдите такого, кто будет за харчи работать. Я в таких переговорах больше не участвую.
Крэм посмотрел на меня с сочувствием.
– Понимаю. Не нужно горячиться, Михаил. Не стоит обижаться и топать ножками. Это бизнес, а не детская.
– Даниеллу возьмите. Пускай она вам лыжи у печки расставляет! – не унимался я.
Вадим Маркович выставил руку ладонью вперед с такой силой, словно останавливал прямо на него несущийся поезд. Обычным голосом, безо всякой вкрадчивости, без приветливого лукавства, он назвал сумму, не слишком большую, но уже не кажущуюся издевательской. Кроме того, названная сумма в полтора раза превышала мою собственную зарплату.
– А что, если… – начал было я, но Вадим прервал меня: больше денег на дело, которое не скоро принесет хоть какую-то отдачу, у него нет. В голосе его была такая досадливая холодность, по которой становилось ясно: он назвал тот максимум, который сам наметил заранее, а досадно ему именно из-за того, что не удалось сбить цену.
Мы одновременно попытались улыбнуться, и ему это удалось лучше, чем мне.
– Но сюда входит и работа с садом! – крикнул он из дверей вдогонку, когда я уже шагал в сторону коттеджа.
Опустошен и обессилен. Итог переговоров не был
