до церкви Святого Иуды. Шесть минут пути и, пожалуй, еще около десяти на выяснение, был ли наш моцион пустой тратой времени или же чем-то стоящим.
Пока мы идем по северной окраине Камдена в сторону Кентиш-Тауна, Клемент без устали поглаживает усы.
— О чем призадумались? — не выдерживаю я.
— Да ни о чем особенном, пупсик.
— Может, чем помогу?
— Да ерунда, не беспокойся.
— Бросьте, Клемент. Две головы и вправду лучше.
— Господи, пупсик, ты и мертвого достанешь!
— Что ж, простите за проявленную заботу.
Мы проходим мимо спортивной площадки, где в самом разгаре матч по мини-футболу. Игроки, все не в лучшей физической форме, кричат друг другу: «пас», «на меня», «назад», — но большинство не в состоянии ничего сделать.
По-прежнему погруженный в раздумья, Клемент в конце концов сдается:
— Хорошо, раз уж тебе так хочется знать, я думал о твоих словах этой бабе в рясе.
— О каких именно?
— О твоем отце.
— Ох.
— Так что с ним произошло?
— Он погиб. Больше и сказать нечего, правда.
Еще двадцать шагов, и Клемент вновь принимается теребить усы.
— Возможно, поэтому ты и стала такой.
— Вот как? И какой же я стала?
— Хм… Деспотичной, ершистой, циничной.
— Не останавливайтесь, Клемент, — фыркаю я. — Продолжайте, ведь вы меня так хорошо знаете!
— Бьюсь об заклад, тебя вообще мало кто знает, пупсик.
Дорожка заканчивается, и мы оказываемся на утопающей в зелени улочке.
— Сейчас налево, — бурчу я.
Мы сворачиваем на жилую улицу, застроенную кирпичными таунхаусами. В большинстве городов такие считались бы непритязательными, но в этом районе, подозреваю, их стоимость близка к размеру крупного выигрыша в лотерею.
Клемент по части невербальных сигналов, похоже, слабоват и потому вдохновленно продолжает свой сеанс психоанализа.
— Так как думаешь? Подкосила тебя малость смерть отца?
— Кто знает, — устало вздыхаю я. — А почему вам это так интересно?
— Мне интересно, что движет людьми. В работе помогает.
— Значит, дело только в этом? В работе?
— Разумеется.
— А как же я тогда?
— Так ведь ты, пупсик, самая трудная часть работы.
Над крышами впереди показывается шпиль церкви Святого Иуды, а я пытаюсь определить, насколько Клемент серьезен. В любом случае меня несколько беспокоит, что я вообще придаю значение его словам.
С какой стати мне переживать, что Клемент обо мне думает? Как ни досадно признать, но переживать, пожалуй, все-таки стоит.
Из-за небольшого изгиба улицы справа показываются очертания церкви.
— Вот и он, пупсик. Наш последний шанс.
Церковь похожа на все три предыдущие сразу. Это викторианское здание из красного кирпича, однако размеров более внушительных, нежели Объединенная реформатская церковь Троицы или Святого Михаила. Благодаря расположению в тихом жилом районе, церковь Святого Иуды, в отличие от своих городских сестер, не обезображена слоем копоти. И более претенциозная, чем церковь Всех Святых, хотя и не столь приятная.
— Точно. План такой же?
Клемент кивает и толкает кованую калитку, которая ведет на широкую асфальтированную площадку, видимо, для сбора прихожан до и после службы. Как и сама церковь, дворик простой и функциональный — не самый живописный фон для свадебных фотографий.
Мы направляемся к притвору слева от фасада. Внутрь ведут две массивные двери под каменной аркой. Даже на фоне яркого голубого неба вход в церковь Святого Иуды выглядит скорее зловещим, чем гостеприимным.
Тишина стоит такая, как будто внутри ни души. По наивности мне даже в голову не пришло, что церковь может оказаться закрытой. Впрочем, это уже неважно, сейчас все выяснится.
Клемент надавливает на кованую ручку правой створки дверей, но та не поддается. С левой та же история.
Крайне раздосадованный, Клемент хватается за обе ручки сразу и начинает энергично дергать их вверх-вниз. При всей его силе, двери упрямо отказываются отворяться.
— Бляха-муха!
— И что теперь?
Он оборачивается и окидывает взглядом улицу. Последний в ряду дом, фасадом выходящий на примыкающую дорогу, расположен прямо напротив нас. Тем не менее из-за густо разросшихся деревьев церковь из него вряд ли хорошо просматривается, да и оконца с той стороны маленькие. Другие дома, откуда может быть видна церковь, располагаются по меньшей мере метрах в сорока.
— Поищем другой вход.
— Вы шутите? — немедленно взвиваюсь я. — Уж не предлагаете ли вы вломиться в церковь?
— Это дом Божий, пупсик, и я уверен, что Он не против.
— Бог меня не беспокоит. Меня беспокоит полиция.
— Ты вообще чересчур много беспокоишься, — пожимает он своими мощными плечами. Затем отходит от дверей и оглядывается по сторонам. — Давай-ка проверим с другой стороны.
— Клемент, это очень плохая идея!
— Мы только посмотрим, что такого-то?
Мое разрешение, естественно, ему не требуется. Клемент решительно направляется по асфальтовой площадке к дальнему концу здания. Остается только последовать за ним.
Я семеню сзади, не в силах отделаться от мысли, что за нами наблюдают. Быстро оглядевшись, я немножко успокаиваюсь, но куда больше меня тревожит, что на уме у Клемента.
В конце площадки обнаруживается узкая дорожка вдоль правого торца здания. Вход посторонним вроде и не запрещен, поскольку нет ни калитки, ни предупреждения. А если бы таковые и имелись, подозреваю, вряд ли бы они остановили Клемента.
Мы идем по тесному проходу между церковной стеной и зеленой изгородью. Моя клаустрофобия отчасти смягчается тем обстоятельством, что нас точно ниоткуда не видно.
Дорожка выводит на небольшую лужайку за зданием, обнесенную полутораметровым сплошным забором. За лужайкой снова асфальт и еще одна дорожка, исчезающая за левым углом.
Я покорно плетусь за Клементом вдоль задней стены церкви. Где-то на полпути Клемент останавливается.
— Взгляни-ка сюда, пупсик.
Взглянуть мне предлагается на деревянную решетку, вделанную в кирпичную кладку сантиметрах в десяти над землей, размером примерно полметра на метр.
— Наверное, вентиляция подвала.
— В церквях нет подвалов, Клемент. В церквях склепы.
— Ну, эта-то слишком новая для склепов.
— Семантика. Да и все равно вы не пролезете.
— Не пролезу. А ты пролезешь.
Адресую ему красноречивый взгляд:
— О нет! Ни в коем случае!
— Да тебе только и надо, что проникнуть в подвал и впустить меня. Ну, где твоя жажда приключений, пупсик?
— Клемент, это вам не прыжок с тарзанки. Это самое что ни на есть незаконное проникновение со взломом.
— Тебе деньги нужны или нет?
— Не настолько, чтобы идти на риск схлопотать срок.
Клемент прислоняется к стене и сокрушенно качает головой. Потом матерится себе под нос. Меня его экспрессия совершенно не трогает. Ни в жизнь не поведусь на эту безумную затею.
Ситуация патовая, и мы стоим и молча сверлим друг друга взглядами. Я уже собираюсь предложить вернуться после того, как церковь откроется, когда вдруг тишину нарушает чей-то раскатистый голос:
— Эй,
