Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
– ЧОП, – повторил Толик отчетливо. – Частное охранное предприятие. Через десять минут здесь будет пятьдесят человек с автоматами.
– А вещи? – спросил я.
– Хрен с ними, с вещами. Где-то, как-то или уходить без вещей или оставаться.
– Ну, я хоть с Лаской попрощаюсь.
– Давай быстро.
Я вошел в гостиную. Я сел рядом с Лаской на диван, а она продолжала щебетать по телефону уже не с отцом, кажется, а с тем самым Андреем Михалычем, который вот-вот должен был приехать во главе отряда из пятидесяти автоматчиков.
Я сидел молча и ждал. Через минуту Ласка поняла, что мне почему-то важно, чтобы она прекратила разговор с главою отцовской охраны. Она извинилась. И повесила трубку.
Когда она повесила трубку, у нее оказались свободными обе руки. Она взяла младенца, который спал скрючившись на ее груди, поднесла к соску и уложила поудобнее. Младенец проснулся, разинул рот и принялся сосать свое счастье, которого сколько насосешь в первый день, столько и будет всю жизнь.
Я поцеловал их обоих. Ласка принялась диктовать мне свой лондонский телефон, лондонский телефон отца, телефон дома в Сассексе, еще какие-то телефоны. Она говорила, что будет очень рада видеть меня, когда я приеду в Лондон.
Я почему-то думал, что никогда больше не приеду в Лондон. Но телефоны покорно записал, а потом еще раз поцеловал эту женщину и этого младенца.
Я хотел их запомнить такими. Эту женщину я хотел запомнить не болтающей по телефону, не ожидающей отцовских башибузуков, а вот такой – голой, окровавленной, красивой, как огонек пасхальной свечки, и подносящей младенца к груди. Этого младенца я хотел запомнить глотающим счастье.
Я поцеловал их еще раз и вышел вон. Навсегда.
Мы с большим Толиком дошли до пролома в стене и по бревнам вскарабкались в пролом. Шагая по бревнам, чтобы помогать друг другу сохранить равновесие, мы держались за руки. Из пролома наружу надо было прыгать в кучу битых кирпичей и ломаных веток.
– Прыгаем, профессор, – сказал Толик. – Раз, два, три!
И мы прыгнули.
8
Выбравшись из-под кучи ломаных веток и спустившись с горы битого кирпича, я оглянулся последний раз посмотреть на прекрасное наше узилище. Пролом в стене зиял изрядный. Поваленные сосновые стволы глядели из-за стены наподобие гаубиц, наведенных на далекого и грозного врага…
– Пойдем-пойдем, профессор, – сказал Толик и потянул меня за рукав в узкую улочку, петлявшую вдаль между высокими и глухими заборами.
Судя по всему, выйдя в пролом, мы оказались посреди охраняемого поселка, с которым граничила наша усадьба, имевшая, впрочем, к шоссе отдельный от поселка выход. Во всяком случае, вдалеке сквозь густые уже сумерки и листву я увидал шлагбаум, и около шлагбаума в свете фонаря копошились какие-то люди, охранники, вероятно. Мне показалось, что они переговаривались по рации и вызывали подкрепление, чтобы не так страшно было пойти и посмотреть, какая беда стряслась у соседа-миллиардера и что за сила свалила в миллиардерской усадьбе две вековые сосны.
– Пойдем-пойдем, – настаивал Толик. – Понаедут сейчас.
И мы пошли.
Вид у Толика был довольно воинственный. Костюм у него был рваный. А в руках прапорщик сжимал здоровенную металлическую монтировку, бог знает, когда, где и для какой цели им прихваченную. Размахивая этим оружием, он быстро шагал прочь от усадьбы и поторапливал меня.
У меня самого, полагаю, тоже вид был довольно пиратский. Мало того, что усы мои не были до сих пор вполне отмыты от крови, так еще и, прыгая из пролома, я покарябался о ветки и подвернул щиколотку. По щеке моей текла свежая кровь, которую я поминутно стирал тыльной стороной ладони. Кроме того, я заметно прихрамывал на правую ногу.
Одним словом, мы были красавцами и способны были дойти эдак до первого милиционера или до первого вооруженного сотрудника частного охранного предприятия, которое обеспечивает буквально тюремный порядок здесь, в Большой Барвихе.
– Куда мы идем, Толь? – спрашивал я, задыхаясь.
– Давай-давай, профессор, давай!
– Куда мы идем?
– Давай! Надо в Одинцово попасть.
– Анатолий, какого черта в Одинцово?
– В Одинцово, в Одинцово! – повторял прапорщик, как мантру.
– Что мы забыли в Одинцове?
– В Одинцово, в Одинцово! – Толик разве что не волоком тащил меня. – В Одинцовское УВД. – Там Честный Мент работает.
– Чего?! – я даже остановился и резким движением локтя освободил свой рукав от Толиковой хватки. – Анатолий! Честных ментов не бывает!
– В Одинцово, – Толик тоже остановился, склонился надо мной и произносил слова раздельно, как говорят со слабоумным или с ребенком. – В Одинцове работает Честный Мент. Это все знают. Капитан Суходольский. Честный Мент. Его даже по телевизору показывали.
С этими словами Толик снова схватил меня за рукав и снова потащил.
– По телевизору все врут! – пытался резонерствовать я едва ли не на бегу.
– Нет, про Честного Мента не врут, – бормотал Толик и знай себе прибавлял шагу.
– Какого черта? Зачем вам УВД?
– Как зачем? Сдаваться! Мои-то все уже там, – прапорщик подмигнул мне. – Только сдаваться надо капитану Суходольскому, иначе не объяснишь ничего…
– Толя, вы с ума сошли! Нет никакого Суходольского! Не надо вам никуда сдаваться!..
В этот момент у шлагбаума на дальнем конце улицы сверкнули фары, и в нашу сторону медленно покатился желтый «Порш Кайен». Господи!
Я хочу спросить: Боже Милосердный, Господи Благий, почему в последнее время из всех драматургических жанров ты предпочитаешь телесериал? Желтый «Порш Кайен»! Тот самый. Женщина за рулем. Та самая. Это же курам на смех, Господи! Любой литературный критик разбранил бы меня в пух и прах, если бы такое невероятное совпадение было бы выдумано мною, а не произошло бы на самом деле. Это же «рояль в кустах»: стоило, значит, герою проломиться сквозь стену бог знает в каком поселке где-то на Рублевском шоссе и – на тебе! – немедленно на пустой дороге встречается ему в конце повести та самая женщина, с которой повесть началась.
Господи, прости мне богохульство, но так, вообще-то, драматургических коллизий не устраивают. Лутц Дурстхофф, мой старый приятель, главный редактор уважаемого кельнского издательства «Кипенхойер унд Витч» давным-давно, когда я делился с ним планами художественной книжки, предостерег меня. Он сказал: «Фикшн – это сложно. Когда ты пишешь документальную книжку, ты можешь описывать события, просто потому что они произошли на самом деле. Если же ты берешься за художественную литературу, мой друг, события должны иметь хоть какую-нибудь логику и быть хоть сколько-нибудь правдоподобны». И это правда, Господи. Серьезный автор должен же заботиться о правдоподобии, заботиться о том, чтобы встреча героев ни в коем случае не была случайной, но обусловлена была бы необходимостью. Совершенно невероятно, Господи, чтобы в одно и то же время, на одной и той же улице в одном из тысяч коттеджных поселков, разбросанных в окрестностях десятимиллионного города, герой и героиня очутились совершенно не сговариваясь и с единственной целью – привести историю к финалу.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
