я доложу ей, если тебе неожиданно станет хуже. Откуда мне было знать, почему ты не ответил? Может, с тобой что-то произошло.
Драко шумно вздохнул, видимо, проклиная себя за то, что решил назначить Гермиону на пост своей сиделки. Было крайне опрометчиво полагать, что она пропустит эти вскользь оброненные слова мимо ушей и сделает вид, что ничего не было. Уж к чему, к чему, а к выполнению возложенных на нее обязанностей она всегда относилась более чем серьезно.
— Как видишь, я жив и относительно здоров. Если на этом у тебя все, то, будь так добра, выйди из моей комнаты и закрой дверь с обратной стороны.
Неожиданно для самой себя Гермиона закатила глаза, попутно благодаря Мерлина за то, что в комнате стоит полумрак и Малфой не может увидеть этот несвойственный для нее жест, спровоцированный его же скверным поведением. Не то чтобы она боялась показаться грубой, вовсе нет. Однако она не собиралась доставлять ему удовольствие от лицезрения ее гнева даже в том случае, если это прибавит Малфою хоть толику сил для борьбы со смертоносным недугом.
— Нет, это не все, — проговорила она, отчеканивая каждое слово. — Мадам Помфри попросила передать тебе лечебную мазь, которая должна замедлить распространение темной магии по сердцу.
Гордо прошагав к его кровати, Гермиона поставила стеклянную баночку на находящуюся рядом тумбу и посмотрела туда, где предположительно должно было находиться лицо Драко.
— Учитывая обстоятельства, тебе необходимо втирать ее в грудь как можно чаще. На этом у меня все. Доброй ночи.
Развернувшись на месте, Гермиона просеменила к двери, считая секунды до того момента, когда окажется в своей спальне. В последний момент она зачем-то бросила быстрый взгляд через плечо, замечая в слабом свете, пробивающемся сквозь единственное незашторенное окно, руку Малфоя, тянущуюся к оставленной ею мази.
Драко приглушенно зашипел, стараясь достать заветную баночку, но та, как назло, стояла в дальнем углу. Оставив попытки довести дело до конца, он убрал руку, вновь скрываясь из виду во мраке.
Могло показаться, что только что произошедшая сцена — плод фантазии, воспользовавшейся царящей в комнате темнотой в своих целях. Но факты говорили сами за себя: Малфой был слишком слаб, чтобы самостоятельно нанести необходимую мазь на пульсирующее болью место.
Голоса в голове кричали не хуже разъяренных гарпий, умоляя Гермиону дернуть чертову ручку и наконец-то покинуть эту спальню. Однако среди множества она слышала отчетливо лишь один, склоняющий поступить правильно, несмотря на очередной неприятный разговор со слизеринцем.
«Я однозначно об этом пожалею», — пронеслось в ее мыслях, когда ноги сами понесли Гермиону в противоположную от двери сторону.
Взяв с тумбочки мазь, она несмело присела на край кровати и принялась откручивать металлическую крышку.
— Что ты делаешь? — ошарашено спросил Драко и попытался приподняться, но тут же проронил приглушенный стон, вызванный острой болью.
— Собираюсь нанести тебе мазь. А на что это еще похоже?
— Мне не нужна твоя помощь, Грейнджер.
— Мерлин, ты можешь хотя бы раз в жизни не вести себя как последний глупец и принять помощь от другого человека? — не скрывая возмущения, процедила Гермиона, кладя крышку на тумбу. — Я не уйду отсюда до тех пор, пока мазь не будет нанесена мной или лично тобой. Выбирай.
Дав ему немного времени обдумать прозвучавшее предложение, Гермиона вновь заговорила:
— Драко, пожалуйста, могу я нанести мазь?
— Да, — приглушенно отозвался он, более не пытаясь сопротивляться. То ли нестерпимая боль в груди, то ли желание поскорее покончить с этим и выпроводить назойливую гриффиндорку из своих покоев заставили его отступиться.
Подсев поближе, Гермиона начала расстегивать пуговицы на его рубашке, чтобы открыть доступ к груди. С каждым новым оголенным дюймом его кожи ее щеки заливались стеснительным румянцем. В какой-то момент ей и вовсе показалось, что все ее тело принялось испепелять само себя не в силах относиться к этой ситуации с должным безразличием. Справедливости ради, еще никогда в жизни ей не доводилось раздевать юношу, сидя в его спальне посреди ночи. Что ж, все когда-то бывает впервые. Вот только представляла она себе это совершенно не так: как минимум, на месте лежащего на постели мужчины должен был оказаться уж точно не Драко Малфой.
Зачерпнув немного мази, Гермиона принялась растирать ее по груди слизеринца в том месте, где, насколько она помнила, должна была находиться рана от вонзившегося в сердце осколка. Но девушка тут же отдернула руку, стоило Драко шумно выпустить воздух.
— Если тебе неприятны мои прикосновения, то я могу позвать кого-то другого, чтобы он нанес мазь. Уверена, что мадам Помфри или кто-нибудь из находившихся в лазарете профессоров еще не спит, — как бы невзначай предложила Гермиона.
Она не знала, что именно послужило причиной, спровоцировавшей у Малфоя такую реакцию, но навязчивая мысль о том, что телесный контакт с маглорожденной вызвал у него неприязнь, переросшую в физический дискомфорт, не давала покоя. Сколько бы времени ни миновало, для него она всегда будет «грязной». Предубеждения в отношении маглорожденных волшебников, которые вбивали ему с ранних лет, настолько сильно укоренились в сознании Малфоя, что избавиться от них было неподвластно никому в этом мире. Как бы иронично это ни было, учитывая сложившиеся обстоятельства, но горбатого способна исправить лишь могила.
— Дело не в этом, — начал Малфой, стараясь подобрать слова. — Просто твоя кожа… Она…
«Грязная», — мысленно закончила за него Гермиона.
— … кажется обжигающей. Видишь ли, в последнее время я чувствую себя так, словно безвылазно сижу посреди антарктических льдов, не имея при себе теплой одежды.
Губы Гермионы невольно приоткрылись в изумлении: его ответ в корне отличался от того, который она ожидала услышать. По правде говоря, она и впрямь ощутила холод, коснувшись его кожи, но почему-то решила, что виной тому была мазь, в состав которой могли входить ингредиенты, вызывающие охлаждающий эффект.
— К тому же, не думаю, что кто-то другой сможет сделать это. Все, за исключением профессоров и слизеринцев, которые наверняка уже спят крепким сном после доброй порции принятого на балу алкоголя, желают мне смерти. Попроси я о помощи вторых, и слухи о моем состоянии тут же дойдут до моих родителей через третьих лиц. А у первых и без того полно забот, чтобы, вдобавок ко всему прочему, мазать меня этой дрянью.
Когда с нанесением мази было покончено, Гермиона растерла ладони друг о друга, стараясь избавиться от остатков липкой жидкости, обладающей приторным травяным запахом.
— Почему ты не рассказал о том, что с тобой происходит? — она не осмелилась поднять глаз, продолжая разглядывать сцепленные в замок пальцы рук.
— По-моему,
