Книга Лабиринт Ванзарова - Антон Чижъ

Радости не было в помине. Торжество отравляла тревога: как там Самбор? Зволянским овладело странное беспокойство, причин для которого не имелось. Варшавский гость под надежным присмотром, о его визите неизвестно. Да и откуда может грозить опасность? Слащавый мальчишка всего лишь спирит, маг, жулик. Ну какое и кому до него может быть дело?

Чем больше убеждал себя Сергей Эрастович, что для беспокойства нет причин, тем больше не находил себе места. Дошло до того, что он чуть не приказал кучеру поворачивать к «Англии». В последний миг счел это окончательно невозможным. Что подумают филеры, когда посреди ночи явится директор Департамента? Подумают: уже успел отметить праздник. Ничего иного…

Дома праздничный стол ломился от закусок, яств, бутылок и хрустальных графинчиков. Супруга постаралась. Рюмка и еда не шли в горло. Выпив что-то сладкое и закусив грибочком, Сергей Эрастович расцеловал жену, сослался на жуткую усталость и отправился в спальню. Он не заснул, а провалился в мучительную дремоту, в которой мельтешили гадостные видения. То за ним летела рука и показывала кукиш. То он бродил по каменным коридорам среди множества поворотов, не находя выход. То ему встречалось существо с телом человека и головой быка. Существо разевало пасть, чтоб сожрать крохотного Сергея Эрастовича, но ему удавалось сбежать. То виделась вовсе несусветная чушь.

Утро он встретил невыспавшимся. Тревога не покидала. Зволянский подошел к столу, съел кусок чего-то безвкусного и окончательно убедился, что не сможет принимать визиты и веселить гостей за столом. Он надел будничный сюртук и приказал подать карету.

К «Англии» Сергей Эрастович подъехал, когда свет утра еще не смахнул ночную вуаль. Как написали бы в слезливом романчике. Не в нашем, разумеется…

Швейцар открыл ему дверь, поздравил с праздником и не получил на чай. В холле было пусто. Витал запах пролитого шампанского и ночного разгула. Зволянский огляделся. Филеры на местах. Двое сторожили главный вход, один у лестницы, четвертый у дверей ресторана. Двойной состав. Свежие и бодрые, видно, что сменились недавно. Изображают господ, страдающих бездельем: покуривают папиросы, держат газеты.

Проверять их не пришлось. Старший наряда заметил высокое начальство, подошел, отдал поклон и представился: старший филер Игнатов.

– Как положение? – спросил Зволянский, принюхиваясь к волнующим ароматам.

– В полном порядке, ваше превосходительство, – выученно отрапортовал Игнатов. – Объект наблюдения Призрак находится у себя в номере, происшествий нет.

Сергей Эрастович невольно отметил: филеры – мастера давать клички. Как верно улавливают самую суть человека. Одно слово, а сразу понятно, о ком речь. Не спутаешь.

– Когда заступили на дежурство?

– В семь утра, как полагается.

– Что передала ночная смена?

Игнатов вынул филерский блокнот, незаменимый помощник слежки.

– Ничего существенного.

– Доложите подробно.

– Слушаюсь, ваше превосходительство, – филер подтянулся. – В три часа дня Призрак общался с портье. Хотел узнать, какие рестораны в столице лучшие.

– Далее…

– В пять вечера Призрак направился в ресторан. К нему попыталась приблизиться некая барышня, но попытка была пресечена.

– Кто такая? – с некоторым интересом спросил Зволянский. Барышни до сих пор его интересовали.

– Рыжая, примерно двадцати пяти лет, курит папиросы «Нимфа».

– Что ей надо было от… от Призрака?

– Поклонница. Узнала Призрака… Вероятно, хотела получить автограф…

– Нехорошо, очень нехорошо… Задержали?

Игнатов выглядел смущенным:

– За что? Она вела себя прилично.

– Нарушена секретность… Пойдет болтать.

– Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство, старший смены описал мне ситуацию. Они приняли меры, чтобы барышня молчала и больше здесь не появлялась.

– Это какие же?

– Ей было заявлено, что она ошиблась, обозналась. А если еще раз сунет нос в гостиницу, ее арестуют как бланкетку.

Филер был доволен расторопностью коллеги. Зволянский не нашел сил ругаться: какой смысл бранить подчиненного, который пересказывает чужую глупость. Хотя сам в нее верит. Все-таки наивность и мягкость нравов в полиции царит изумительная. Надо с этим заканчивать. До добра не доведет.

– Будем надеяться, что так, – сказал он. – Что еще?

– Призрак съел легкий ужин в одиночестве и вернулся в номер, – доложил филер. И закрыл блокнот. Что означало: более событий не имеется.

– Больше не спускался? – спросил Зволянский, испытывая сомнения. – Даже в праздничную ночь?

– Никак нет, ваше превосходительство. Старший смены подтвердил.

Это было странно. Молодой человек избегает праздника, проводит ночь в номере, как монах. Может, колдовал помаленьку? Или показывает польский гонор, игнорирует русское Рождество?

– К завтраку не спускался?

– Никак нет… Не зафиксировано.

Сергей Эрастович прикинул: юноша без еды более пятнадцати часов. Допустим, вода у него в графине. Мог у коридорного чай заказать. Но все же столько времени на голодный желудок… Молодой человек, организм требует… Или спириты ду́хами питаются и сыты?

Беспокоить бесценного гостя не хотелось. Но и копить сомнения тоже. Зволянский решил оказаться невежливым, чем известись нервами. Поднимется в номер, поздравит с праздником, спросит о желаниях и со спокойным сердцем поедет домой завтракать.

Оставив Игнатова на посту, Сергей Эрастович поднялся на второй этаж. Собрался с духом и постучал в номер 202. Выждав, сколько хватило терпения, постучал снова. И в третий раз ему никто не ответил. Коридор был пуст, коридорный где-то отсыпался. Зволянский воровато оглянулся, недостойное поведение для директора Департамента, и потянул на себя дверную ручку. Она бесшумно поддалась.

– Господин Самбор, спите? – нарочно громко спросил он, не заходя через порог.

Шторы были задернуты. Света от двери хватило. Сергей Эрастович замер, не в силах понять и принять представший ужас. Он так испугался, что не мог шевельнуться. Захотелось проснуться. Чтобы сонный кошмар сгинул, как в детстве. Счастье невозможное. Проснуться нельзя. Зволянскому предстало очевидное, но невероятное.

44

Редкое явление наблюдалось у полицейского дома Казанской части. У дверей стояла карета, принадлежавшая высокому сановнику. Кто пожаловал с визитом в такую рань, Ванзаров догадаться не смог. И не слишком хотел.

Он шел в сыск нарочно, чтобы не отправиться в гости к брату на праздничный завтрак. Борис был так зол, что сумел найти курьера, который согласился в рождественское утро, засветло, доставить послание. Письмо не обещало младшему ничего хорошего в ближайшем будущем: если он посмеет в третий раз ослушаться, ему будет отказано в родственных отношениях.

Ультиматумы Ванзаров отвергал с детства. Упрямство его было сродни стали: чем дольше бьют молотом, тем прочнее становится. Возвращаясь с Никольского рынка, он бродил в мысленных дебрях. Требовалось разыскать ответ: где Почтовый может прятать Охчинского. Доктор, конечно, не корова, много корма не требует. Но все же новый человек в квартире; дворник или домовладелец начнут спрашивать: кто такой, почему проживает. Значит, его надо держать почти на привязи. Как арестанта. Доктор тихий…

Прогулку по мыслям прервали. Из кареты выскочил невзрачный господин и бросился к Ванзарову с такой прытью, будто повстречал старинного знакомого, который вернулся из поездки на Крит. Ванзаров помнил филера в лицо, но не его имя. Филер был так взволнован, что забыл поздороваться и попросил чиновника сыска в карету, потому что его срочно надо доставить, дело слишком срочное. Обилие срочностей не убедило, Ванзаров потребовал разъяснений. Филер с забытой фамилией не мог говорить: ему было настрого запрещено. Тогда Ванзаров бесчеловечно заявил, что с места не сдвинется. Пока не получит то, что желает.

Что оставалось бедному филеру? Он сознался. Карета принадлежит директору Зволянскому. Сам директор в состоянии, близком к безграничному бешенству, сейчас в холле «Англии» обещает филерам каторгу и вечные муки. Затребовал хоть из-под земли доставить Ванзарова. Причина в том, что в номере обнаружен мертвый юноша из Варшавы, которого берегли как реликвию. И не уберегли.

– Случайно не Стефан Самбор? – спросил Ванзаров.

Глаза филера вылезли из орбит, он убедился, что слухи о ясновидении чиновника сыска не враки. Оставалось только подтвердить. Более филер ничего не знал: Зволянский никого в номер не пустил, поставил охрану.

– Не выдавайте меня, господин Ванзаров.

Дав слово, Ванзаров залез в карету. И оказался у «Англии» так быстро, будто перепрыгнул через пространство. У дверей гостиницы дежурил Зволянский. Внешне директор был спокоен. Только галстук вылез из жилетки. Подойдя к карете, он выгнал филера, не разрешил Ванзарову выйти и залез сам.

– Что случилось, ваше превосходительство? – спросил Ванзаров, держа слово.

Зволянский забился в угол диванчика.

– Разве вам не доложили?

– Никак нет. Филер молчал, выдержал мои терзания.

– Ну хоть здесь не оплошали…

Сергей Эрастович приказал трогать и по дороге сообщил все, что Ванзаров уже знал. В общих чертах. С небольшим уточнением: что именно директор увидел