старше тебя на полвека. А, пожалуй, и на целую вечность. Впрочем, для тебя это не имеет никакого значения. Знаешь, какой вопрос меня сейчас мучает?
— Жрать охота, — мечтательно протянул Ленчик.
— Да нет, я о другом. Вот кто из нас счастлив? Я или ты?
— Папа Карла, — ни на секунду не задумался Ленчик.
— Я, который знает все… Почти все. Или ты, который не знает ничего, и знать не хочет. Вопрос, между прочим, из великих. Вековечный. Что лучше — знать или не знать?
— Сам дурак, — проворчал себе под нос Ленчик.
В это самое время раздался стук в угловое, забитое досками разбитое окно, а затем послышался добрый и слегка насмешливый мужской голос, хорошо слышный в пространстве огромного зала:
— Всё философствуете, Федор Николаевич… Я вас ещё от самых бывших ворот услышал. Вековечные вопросы решаете. Не прогоните?
— Заходите с парадной лестницы отец Дмитрий, — обрадованно отозвался вопрошаемый. — Мы по случаю предстоящих гостей главный вход открыли.
Послышались торопливые шаги, и вскоре бесшумно открылась тяжелая входная дверь, приоткрыв почти погасшее непогодное пространство, на фоне которого нарисовалась фигура молодого священника в нелепой, почти до пят накидке из полиэтилена, которая, кажется, так и не спасла его от дождя. Прежде чем переступить порог, он торопливо перекрестился и, вглядевшись, поспешил к печке, дровишки в которой уже весело потрескивали.
— Вымок, яко Иона во чреве, — протягивая к теплу руки, стал объяснять он свое неважное состояние. — Совсем некстати разверзлись хляби. По дороге ещё терпимо, а свернул на тропку — сущее наказание. Дважды чуть не сверзнулся. А напрямки — лопухи и крапива по самое во… — показал рукой выше головы. — Все теперь прах и тлен в здешней окружающей близости. Куда ни ткни, — обвел он рукой неразборчивое в полутьме пространство зала. — Алейку зачем-то повырубили, забор и ворота зачем-то умыкнули. Чугунное литье — тяжесть неимоверная — умыкнули. А сирень, говорят, вокруг сего дворца какая была! Даже сумасшедшие не трогали, любовались. Прах и тлен, прах и тлен… — снова печально повторил он и тут же добавил: — Как бы из-за таких непогод не раздумали. Как считаете?
— Есть такие сомнения, — согласился Федор Николаевич. — Полный в настоящий момент разлад в природе и обществе. Крыша вот потекла, — показал он пальцем почему-то на люстру.
— Течет вода, а не крыша, — поправил его Ленчик.
— Уймись! — прикрикнул на него Федор Николаевич.
— Жрать хочется, — оправдываясь, пробормотал Ленчик.
— Хозяйка, у которой я временно обитаю, — вмешался в их разговор отец Дмитрий, — по случаю моего похода в здешние палестины изготовила нечто съедобное. — Он подмигнул Ленчику, весело улыбнулся и, подойдя к столу, стал выкладывать свертки из висевшей у него на плече сумки. — Извольте, драгоценный отрок… Хлеб с салом. В отличие от моих бренных телес, слава богу, не промокло. Держи и вкушай, — протянул он бутерброд подбежавшему Ленчику. — А остальное мы с Федором Николаевичем приговорим. На угощение надейся, а сам не плошай. Так?
Ленчик согласно закивал и почти мигом расправился со своим бутербродом.
— Хотел картошки доставить, — стал объяснять не слишком гостеприимную пустоту стоявшего посередине зала стола Федор Николаевич, — так он говорит — ничего не надо, всё будет. А чего будет, толком так и не прокомментировал. Скоро вовсе стемнеет, а обещание было часам к пяти.
— Я к этому обещанию чуть ли не бегом поспешал, — объяснил отец Дмитрий и снова направился подсыхать к печке.
— Как совсем темно будет, тетка придет, — неожиданно сообщил Ленчик.
— Уймись! — по привычке прикрикнул на него Федор Николаевич. — Нет никаких теток!
— Есть. Все пацаны говорят есть.
— Пацаны в твоем возрасте только про теток и говорят, — возвращаясь на привычную преподавательскую стезю, стал вразумлять своего подопечного бывший учитель. — Ты её видел?
— Не-е.
— Вот увидишь, тогда и будешь говорить.
— Нужна она мне…
— О чем речь? — заинтересовался отец Дмитрий.
— Глупости все, — стал объяснять Федор Николаевич. — С тех пор как развезли здешних Богом обиженных, только и разговоров о какой-то тетке. Не берите в голову, отец Дмитрий. Регулярно проверяю, как по штату положено. Никаких теток ни внутри, ни снаружи. Привидения разве только. Так и те с голодухи поразбежались. Чего им тут?
— Для приведений и прочей нечистой силы — вот… — улыбнулся отец Дмитрий, доставая из сумки фляжку со святой водой. — Святая вода… Просили захватить на случай возможного освящения. И требник в наличии.
Ленчик захохотал:
— Требник-вредник, ведьмин хвост, поп приехал на погост.
— Выгоню! — притворно замахнулся на него Федор Николаевич.
— Уста юродивого часто глаголют откровения, — задумчиво глядя на огонь, заговорил отец Дмитрий. — Когда подходил сюда, чувство было: «Стопой неверною ступаю в обитель мертвых…» До сих пор в толк не возьму, зачем им этот сгинувший антиквариат понадобился? Как считаете? По моему соображению никаких материальных возможностей на оживление всего этого не хватит.
Ленчик снова не удержался:
— Вода святой не бывает. Святые — дяденьки и тетеньки. Они умерли и на небушко ушли.
— Я чему тебя, олуха, все время учу? — повысил голос Федор Николаевич. — Никогда не говори о том, в чем не разбираешься. Будешь меньше говорить, никто не догадается, что ты дурак.
— Сам дурак, — обиделся Ленчик. — Будешь обзываться, в лоб дам.
— Грех-то какой! — вмешался в их перебранку отец Дмитрий. — Разве можно со старшими так разговаривать?
— А чего он?
— Что такое грех, знаешь?
— Мамка говорит, будешь за Светкой подглядывать, грех оторву, собакам отдам. Собаки у нас знаешь, какие злые? Всё жрут, что ни дай.
Отвернувшись, чтобы спрятать невольную улыбку, Федор Николаевич пробормотал:
— А вы, отец Дмитрий, говорите «откровение».
Отец Дмитрий, тоже скрывая улыбку, перекрестился:
— Душевная простота Господу в угоду.
Он подошел к Ленчику и, опустив ему на голову руку, попытался вразумить несмышленыша:
— Мамка твоя верно говорит — подглядывать нехорошо.
— А Светка сама подглядывает, — не сдавался Ленчик.
Разглядев невольную растерянность отца Дмитрия в поисках более убедительных доводов для обличения вольных и невольных грехов победительно поглядывающего на него отрока, Федор Николаевич поспешил на помощь.
— Как бывший учитель истории имею привычку наблюдать и записывать происходящие общественные изменения в окружающей среде. Как физическое, так и нравственное состояние местных жителей имеет тенденцию к деградации, и даже распаду. Раньше на весь район числилось полтора сумасшедших на десять тысяч населения. Сейчас статистика коренным образом поменялась. Год назад в этом историческом здании находилось двадцать три человека абсолютно безнадежных пациентов. Как, по-вашему, о чем это говорит?
— Наказание за неверие и грехи наши.
— Тетка! — неожиданно выкрикнул Ленчик и, прячась за Федора Николаевича, показал пальцем в сторону неуютно расположившегося на бывшей стойке бюста вождя. Из-за бюста, таясь, осторожно выглядывала женщина. Заметив, что